Сорняк - Джузеппе Грассонелли

Едва я успел обустроиться на новой вилле, как меня взяли. В течение нескольких месяцев после покушений я переезжал из одного дома в другой – ради безопасности. Лишь близкие родственники, которым я доверял, знали о моем местонахождении. Только они, да еще один парень из нашей группировки.

Он жил у меня после того, как избежал покушения в Вермуто, городке в провинции Трапани, на которую тоже перебросились мафиозные войны.

Но этого паренька арестовали карабинеры, едва он вернулся в свой городок, чтобы отметиться. Его допрашивали полдня, после чего он сломался. А чтобы доказать свою лояльность карабинерам, он решил направить их ко мне.

Честно говоря, я чувствовал себя в безопасности в своем новом укрытии. Возможно, впервые в жизни. Я продумал каждую деталь. Но не принял в расчет только одно важное обстоятельство.

Проклятье! Почему я решил слегка оторваться от действительности и не смотреть новостей? В противном случае я узнал бы об аресте того паренька и не остался бы ночевать на вилле. Но от судьбы не скрыться.

На рассвете меня разбудил странный шум. Дверь моей комнаты вышибли, и в проеме я увидел два десятка карабинеров из спецотряда, одетых в черное и с масками на лицах. Они размахивали перед моим носом своими автоматами и орали, чтобы я не двигался и заложил руки за голову. Не говоря ни слова, я подчинился. Это был конец. Впервые я отчетливо осознал: “Тебе конец, Антонио, конец…”

Я закрыл глаза и позволил заковать себя в наручники. Потом мне разрешили одеться и собрать небольшую сумку с переменой нижнего белья. Двое карабинеров взяли меня под руки и вывели из дома. Солнце только всходило над горизонтом. С моря дул прохладный бриз. Я вдохнул полной грудью, словно хотел запасти в легких свежего воздуха. Я посмотрел на небо и увидел бледный, едва различимый, тонкий серп луны. Я постарался сохранить в памяти тот уголок рая между морем и небом, где я провел последние три месяца свободной жизни, и прошептал: “Прощай, жизнь!”

Когда мы прибыли в участок, карабинеры радостно сообщили: “Мы его взяли! Мы его взяли!”

После надлежащих формальностей меня проводили в тюрьму: так начался мой долгий спуск в глубины ада. Я почувствовал это сразу, как увидел из фургона машины карабинеров высокие и толстые стены тюрьмы. Казалось, они надвигались, чтобы раздавить меня.

Казалось, они говорили мне: “Мы ждем тебя с самого твоего рождения!”

Регистрация, медицинский осмотр, грубый обыск, допросы, изолятор: так началось мое выживание, неумолимая судьба повернулась ко мне своим безжалостным, суровым лицом. Уже стемнело, когда я наконец рухнул, одетый, на койку, застеленную грязными, обветшалыми простынями, с которыми, однако, требовалось обращаться крайне бережно. Туалет был загажен.

Я уставился в потолок, разглядывая мрачные тени, которые отбрасывала оконная решетка при лунном свете. Потом рассвело – я так боялся наступления дня. Мне всего двадцать семь лет, а моя жизнь уже кончена.

На следующий день пришел магистрат, чтобы допрашивать меня. Я отказался отвечать на его вопросы, и меня приговорили к особо строгому режиму по второму пункту 41-й статьи. Я даже не знал, что это могло значить. Речь шла о какой-то очень суровой форме наказания. Но в той тюрьме не было подходящих для этого структур. Несколько дней спустя меня перевезли в тюрьму на севере Италии и поместили в изолятор на целых три месяца. Там я страдал от ужасного холода и голода.

В камере была лишь койка да железный стул, прибитый к полу. Ни телевизора, ни радио. Теоретически, я имел на них право, но только после завершения срока в изоляторе. Однако этот срок никогда не кончался: на мой счет поступали особые распоряжения, или телевизор был сломан, или… Всегда находилась уйма разных причин.

Я с ужасом читал распоряжения, которые приносили мне в камеру: мои многочисленные сообщники сотрудничали с правосудием. Только за один месяц раскаявшиеся повесили на меня двенадцать обвинений.

Я попытался написать весточку своей матери и родственникам, но ничего не вышло: я разучился писать! Это меня поразило. Последний раз я держал ручку много лет назад, отвечая на вопросы теста, который следовало пройти перед военной службой.

Лютые надзиратели обыскивали меня и мою камеру по три раза на дню. У меня была только одна сменная роба. И в очередной раз, когда ее бросили на запачканный пол, я даже не стал поднимать ее. Грязные голые стены, отвратительная пища и никакой надежды на спасение.

Однажды на рассвете меня разбудили. Тюремщик бросил в окошко черный матерчатый мешок и сказал: “Собирай вещи и на выход. Быстро!”

Я был счастлив. Куда бы меня ни повезли, я покидал эту вонючую дыру. Я даже представить себе не мог, что впереди меня ждет настоящий ад.

Судно на подводных крыльях неслось по волнам, за иллюминатором пенились волны, мы приближались к острову, который издалека казался грозным и неприветливым. Меня передернуло от страха.

“Боже мой, куда же меня везут? Что они хотят со мной сделать?” – спрашивал я себя в приступе паники.

Я даже захотел попросить помощи у карабинеров, которые заковали мои запястья в тяжелые железные наручники и не сводили с меня глаз. На лице одного из них я заметил саркастическую ухмылку: он догадался о моем страхе. Эта ухмылка парадоксальным образом заставила меня прогнать страх. Я не хотел доставлять карабинеру удовольствие наблюдать мою панику и мысленно послал его в задницу.

Судно вошло в док и причалило к пристани. Там меня уже ждали пять человек. Они стояли неподвижно, расставив ноги. Крепкие, внушительные мускулы угадывались под их разноцветными футболками, поверх которых была надета нараспашку форма защитного цвета. Подобная небрежность указывала на отсутствие дисциплины, что меня сильно обеспокоило. Я прекрасно представлял себе, что значит беспорядок в отряде. Беда.

Когда судно пришвартовалось и мотор был выключен, один из карабинеров знаком приказал мне встать. Со своим мешком, в наручниках, я приготовился к высадке на берег. Но пристань оказалась примерно на полметра ниже уровня палубы, и я не мог спуститься самостоятельно. Мешали наручники и узел с вещами.

Один из пятерых, ожидавших на берегу, заметил мое затруднение и шагнул навстречу: это был настоящий великан. Одной рукой он схватил меня за шею и вытащил на берег. Оказавшись в лапе этого здоровяка, я даже не успел коснуться земли – трое его помощников схватили меня под руки и забросили в кузов грузовика.

– Попробуй только пикнуть, и мы тебя прибьем! – пригрозили они.

“И кто тут пищит?” – хотел было возразить я, но передумал и решил помалкивать.

Грузовик тронулся, и меня стало бросать в кузове от борта к борту. К счастью, мне удалось в конце концов зацепиться наручниками, застегнутыми за спиной, за крючок, на котором крепилось запасное колесо, но все равно в тюрьму меня доставили всего в синяках.