Этюд с натуры - Виктор Тихонович Сенин

ее доброту и ласку… Не раз приводила Мария к себе Витю Титова. И обстирает, и накормит. А то ночью наведается к сироте: не полез бы воровать. Давно Титов сам отец семейства, но не забыл доброту тетки Марии, зовет ее второй матерью. Как и Юрий Мурвай. Отец его погиб, мать умерла от голода. Приехал мальчишка с Урала, а податься некуда. И жил Юрка в семье Глазковых до той поры, пока не определили его в нахимовское училище.

Когда кормила одного из сыновей грудью, зашла в милицию по делу как член родительского комитета. Участковый Бокарев за голову держится, а на столе дитя надрывается.

— Мать при родах умерла, а отец пьянчуга. Ребенка подбросил и скрылся…

Мария Александровна взяла младенца на руки, кофточку на себе расстегнула.

— Ты что, кормить надумала?.. — опешил милиционер. — Вдруг заразный…

— Отвернись, бесстыжий. Не умирать же подкидышу.

Унесла Леню Яковлева домой, отпуск взяла за свой счет, никак иначе не управиться, да два месяца и делила молоко свое. Определили потом Леню в дом малютки.

Родились в семье десятые — Олег и Игорь, пригласили Марию Александровну в исполком Ленсовета, вручили торжественно орден «Мать-героиня». При награждении председатель исполкома поблагодарил за детей и спросил ее, в чем нуждается. «Хлеб теперь есть, спасибо, — ответила она, — а вот с жильем трудно. Две комнаты на семью…» Через несколько дней предоставили Глазковым четырехкомнатную квартиру на Красном проспекте. В ней и золотую свадьбу справили.

Радовалась Мария Александровна: детям от государства денежная помощь, одежда по талонам в школе. Были, конечно, обиды: из зависти кто и плохое ляпнет. Но худое, верно, не приставало, а доброе умножалось. Сама кассиром работала, открывала Большой дворец, а под конец — музей «Коттедж».

Дети подрастали, определялись, играли в доме свадьбы. Младшие учились: Татьяна — в музыкальном училище, Олег с Игорем поступили в Высшее военное училище имени Верховного Совета.

Поехала однажды к ним в Москву. Занятия шли. Замерзла, ожидая возле проходной. Выбежали сыны ее, повели в казарму, усадили ближе к теплой батарее. Сапоги с нее сняли, на пальцы дуют. А тут начальник училища вошел. Подхватились курсанты, замерли по стойке «смирно».

— Почему посторонние в помещении? — строго спросил генерал.

— Мама наша… Десятые мы у нее…

Генерал сразу изменился в лице, подтянулся, под козырек взял:

— Спасибо, мать, за детей… — И поцеловал руку.

Я посетил дом Глазковых в светлую пору золотой осени. Полыхали клены, сквозили березы, алели гроздья рябин. Мария Александровна и Иван Малофеевич потчевали чаем и рассказывали о детях, о предстоящей поездке в Казань — ждут правнука, седьмым будет у них. Решили, что поедет прабабушка в парадном костюме, есть такой — темно-синий, юбка и жакет, на нем три ордена «Материнская слава» и орден «Мать-героиня». Говорили муж да жена, до седых волос сохранившие искреннюю привязанность друг к другу, нежность. Не сломили их трудности, не сделали черствыми. И покоряла очищающая сила добра.

— Мы свое прожили честно и достойно, — сказала Мария Александровна на прощание. — Теперь детям да внукам тропку торить. Только бы войны не было…

Шел по Красному проспекту к вокзалу и все думал о большой семье Глазковых, людях добрых и совестливых, прилежных, где бы они ни трудились. И звучал в ушах так любимый Марией Александровной романс: «Гори, гори, моя звезда…»

Моросил дождик, но вот выглянуло солнце, золотом полыхнул парк, а над домом, где живут Глазковы, над проспектом набирала воду семицветная радуга. И вспомнил поверье: оказаться под радугой — жить в счастье. Видно, правду говорят…

ТЯЖЕЛЫЕ ПОГОНЫ

Дом, в котором живет генерал-лейтенант Федор Никитич Ремезов, типичен для старой части Петроградской стороны: проходные дворы-колодцы с пристроенными гаражами, слесарными мастерскими, дворницкими. Поплутаешь изрядно, пока отыщешь нужный подъезд. У генерала квартира в тупике, света и воздуха маловато, но он не любит говорить о быте.

Худое строгое лицо, острый взгляд. Чувствуешь, что этот седой человек — один из командармов военной поры — поднимал в атаки полки и дивизии, и они, послушные его приказу, громили врага с дерзкой отвагой и неукротимостью.

Когда заходит речь о Великой Отечественной войне, генерал-лейтенант Ремезов не любит однобоких суждений о горьком нашем отступлении в первые недели битвы с фашизмом. Как командарм, считает, что в тех кровопролитных боях проявлялась стойкость духа советских солдат. И не их вина, что отступали, делили патроны наравне с хлебом.

Командарм Ремезов…

Мало что говорит молодежи фамилия. Спроси о Блюхере, Жукове, Рокоссовском или Коневе — знают. А ведь в одном ряду с ними шел и Ремезов. С его именем связано одно из первых в истории войны сообщений о нашем контрнаступлении:

«В последний час» за 28 ноября 1941 года: «Части Ростовского фронта наших войск под командованием генерала Ремезова, переправившись через Дон, ворвались на южную окраину Ростова…» Первое известие о контрударе советских войск, пишет маршал Александр Михайлович Василевский, которого ждали с самого начала войны, что вот начнем громить фашистов. Узнав об этом событии, Верховный Главнокомандующий направил войскам телеграмму: «Поздравляю вас с победой над врагом и освобождением Ростова от немецко-фашистских захватчиков. Приветствую доблестные войска 9-й и 56-й армий во главе с генералами Харитоновым и Ремезовым…»

В дальнейшем приветствия Сталина войскам-освободителям стали традицией.

Так получилось, что впоследствии Ремезов как бы остался в тени, слава обошла его. Соратники становились маршалами, как Иван Игнатьевич Якубовский и Сергей Семенович Бирюзов, а Ремезов начал войну в звании генерал-лейтенанта, в этом звании и закончил ее. Однако Федор Никитич ни о чем не жалеет, Родину защищают не за награды и звания.

Неотделима судьба Ремезова от армии, истории Вооруженных Сил. Слесарь Каслинского чугунолитейного завода, он добровольно вступил в мае 1918 года в РККА. Под командованием Василия Константиновича Блюхера начальник станкового пулемета «максим» Ремезов громил колчаковцев, был ранен. В 1920 году вступил в партию большевиков. Учился в Вятке на командирских курсах. В звании краскома принял под свое начало роту 255-го рабоче-крестьянского полка, командовал которым Михаил Степанович Шумилов, впоследствии генерал-полковник, отличившийся в боях за Сталинград.

В начале тридцатых Ремезов уже командир полка в Приволжском военном округе.

— Молодые были, жили без оглядки, — говорит Федор Никитич. — Во время очередного общевойскового смотра мой полк занял первое место по округу. От командующего — им тогда был Шапошников — получил в награду золотые часы, а от комкора Примакова, лихого кавалериста, рубаки, — коня ахалтекинской породы. Какой был конь!.. Буланый с черной гривой. Легкая голова, длинная шея, сухие ноги… Снится