Императрица семи холмов - Кейт Куинн

– Ты погибнешь, – причитала она, рыдая на моем плече. – Ты погибнешь от руки этого дакийского царя с его львиной шкурой и рогами. Ты никогда не вернешься ко мне.

– А вот и неправда, – возразил я. – Это мы еще поглядим, кто кого убьет – рогатый царь меня, или я его. Вот увидишь, я скоро вернусь, и не с пустыми руками, а с целым мешком золота.

– Неужели? Ты вернешься ко мне?

– Вернусь.

Впрочем, может, да, а может, и нет. К тому времени когда мне наконец удалось успокоить ее и она перестала лить слезы, ее сын наблюдал за мной из угла своими карими глазенками, такими же, как и у матери, разве что не такими заплаканными.

– Я рожу тебе сына, – сказала она, прижимая мою руку к своему все еще плоскому животу. – Я знаю, ты будешь ему рад, когда увидишь его. Все мужчины хотят сыновей.

– У тебя пока еще есть время, – осторожно произнес я. – Потому что потом будет опасно… Когда я вернусь, может быть, мы с тобой поженимся. Честное слово, так было бы проще.

Ее улыбки как не бывало, и я с трудом погасил в груди искру злости. Разве я пришел к ней не с самыми лучшими намерениями? Разве я не стараюсь быть с ней добрым и заботливым?

– У нас с тобой будет настоящая свадьба, – произнес я, глядя в окно, как луна уносит с собой последнюю возможность поспать перед дорогой. – С пиром, красной фатой, все как у людей.

– Но у моего народа не принято надевать на свадьбу красную фату.

– Тогда любую, какая тебе нравится. – Я наклонился и поцеловал ее, а сам незаметно подтолкнул ее к кровати. В конце концов, завтра мне предстоит долгий марш-бросок. Возможно, мне будет недоставать Деметры в моей походной койке, и может, это высушит наконец ее слезы. Увы, все оказалось не так-то просто. Похоже, у них в Вифинии не принято, чтобы беременные женщины спали с мужчинами. Так что дело кончилось тем, что я провел свою последнюю ночь перед походом, лежа с одетой Деметрой на кровати, и всякий раз, когда она снова начинала шмыгать носом, я как мог утешал ее, шепча на ухо что-то невнятное. Так что теперь, шагая по грязной дороге, я был рад, что вырвался на свободу.

Поблагодарив полкового писаря из Шестого легиона, я поспешил к моим товарищам с полным мехом воды. Прощаясь со мной, Деметра держалась с достоинством. Выплакавшись за ночь, она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, которые, казалось, стали еще больше. Что ж, может, вернувшись, я все-таки женюсь на ней. Наверно, Тит прав. Вряд ли я найду кого-то лучше. Если я на ней женюсь, может, она перестанет плакать. Чего греха таить: Деметра хороша собой, послушна, покладиста, то есть именно то, что мне нужно. Полная противоположность Сабине.

Избегать встречи с женой легата после той странной ночи, когда я наткнулся на нее возле принципии, было просто. Офицерские жены обычно ходили другими дорожками, которые не пересекались с теми, по которым ходил наш брат легионер. Но, черт возьми, как хороша она была в ту ночь! Я был бы не прочь увидеть ее измученной и несчастной. Но нет – она шагала рядом со мной в своих золотых сандалиях – гибкая, веселая и беззаботная как всегда. У меня даже мелькнула шальная мысль, может, стоит рискнуть снова затащить ее к себе в постель? Пусть даже в пику Адриану, этому бородатому любителю юношей. Но если мой легат и без того меня терпеть не может, то застукав меня в одной постели с его женушкой, он вряд ли проникнется ко мне теплыми чувствами. К тому я один раз уже обжегся на этой красотке, и было бы глупо обжечься снова. Так что лучший выход из этой ситуации – жениться на моей златокудрой богине из Вифинии и поставить в этом деле точку.

После привала марш продолжился. Император Траян, в шлеме с пышным плюмажем и в алом плаще, прогарцевал мимо колонны. Лицо его было по-мальчишески задорным и веселым. Более того, он с воодушевлением подпевал нашим самым походным куплетам. Впрочем, его пение стихло, стоило нам миновать сожженный гарнизон – точно такой, на какой в свое время наткнулись мы с Титом. Кстати, когда это было? Неужели прошлой осенью? Дакийский царь посылал свои отряды совершать вылазки в Германию. Он как будто показывал нам нос, хвастаясь своей безнаказанностью. И вот теперь очередной гарнизон превращен в груды обгорелых бревен и обожженной черепицы. На сломанных воротах в нише красовался череп: в пустые глазницы натыканы прутики, а под самим черепом странными узлами завязаны какие-то тряпки.

Когда мы шагали мимо, Симон по-еврейски пробормотал молитву, я же потрогал висевший на шее амулет. Походные песни смолкли сами по себе, и аквилиферы, когда их колонна шагала мимо, поочередно опускали штандарты. По шеренгам вскоре пробежал слух, будто император, замедлив шаг, несколько мгновений смотрел на череп, затем подцепил его копьем и, швырнув на землю, раздавил конскими копытами. Мое сердце было готово лопнуть от гордости за него. Это был настоящий император. Мой император.

К наступлению ночи сожженный форт с его скелетами и призраками остался позади. Мы же устроили между собой негласное соревнование, который легион первым разобьет лагерь. Помнится, в учебном лагере нас постоянно заставляли совершать долгие, бессмысленные марш-броски по горам, чтобы мы учились разбивать на ночь бивуак. Мы по несколько раз подряд ставил палатки, затем снова скручивали их – до тех пор, пока наш командир не говорил нам, что мы уложились во время. Увы, наш Десятый слишком долго засиделся в форте, так что мы разбили лагерь последними. Симон притащил с повозок, что сопровождали колонну, нашу палатку, Филиппа отправили вместе с другими рыть по периметру лагеря оборонительную канаву, я, присев на корточки, принялся разводить огонь. Прыщ потрусил прочь с охапкой жердей возводить забор. Назад он вернулся потным и недовольным.

– У Четвертого уже все готово.

– Ничего, мы обгоним их завтра, – ответил я, раздувая крошечные языки пламени. – Вина ни у кого не найдется?

– Ишь, какой ты прыткий. Нам еще нужно закончить частокол. Так что лишние руки не помешают. Или ты хочешь, чтобы мы перед ними продули? По мне, лучше быть предпоследними, чем остаться в самом хвосте.

И мы с Прыщом отправились ставить частокол. Как только была готова очередная ямка, мы, ругаясь себе под нос, втыкали в нее жердь, злые на землемеров, которые, вместо того чтобы нам помочь, лишь тыкали пальцем в карты. В довершение ко всему меня лягнул мул. К тому времени, когда мы, усталые и потные, завершили нашу работу, в лагере уже пылали костры. Каждый контуберний имел свою палатку и свой костер. У каждой повозки была своя стоянка, у каждого мула – свои ясли и своя привязь. В лагере было не протолкнуться от вооруженных легионеров. Повсюду сновали писари со своими свитками и центурионы с восковыми табличками. В общем, не успели мы и глазом моргнуть, как посреди поля вырос небольшой городок. Честное слово, порой чтобы соблазнить упрямую бабенку, требуется куда больше времени. И что самое удивительное, завтра с зарей городок этот исчезнет в солдатских вещмешках или будет погружен на повозки, как будто его никогда здесь и не было. Единственное, что будет напоминать о нем, – это ямки для частокола и яблоки конского навоза.

Когда я вернулся, у Юлия уже висел над огнем котелок, а мои товарищи уже расположились кругом. Мой нос тотчас учуял баранину и пшеничное печенье.