Скромница для злодея - Сара Маклейн

Девушка повернулась.

– Прошу прощения?

Маркиза махнула рукой и засмеялась тем смехом, каким смеются матери, когда не хотят, чтобы дочери смущались.

– Он решительно не умер! Просто после вашей последней встречи у него наверняка появилось какое-то срочное дело.

Фелисити моргнула.

– Прости, мама. Кто не умер?

– Герцог, конечно! – ответила ее мать, а одна из такс гавкнула, затем мгновенно перевернула корзинку с вышиванием и начала грызть рукоделие. Маркиза нежным голоском добавила: – Нет-нет, Рози, это для тебя вредно.

Собака зарычала, продолжая грызть.

– Я и не говорила, что герцог умер, – сказала Фелисити, – но должна заметить, мама, что ничего невероятного тут нет. В конце концов, мы не видели герцога уже несколько дней, поэтому не знаем, жив ли он.

– Но можем предположить, что за последние пять минут он не скончался в кабинете твоего отца, – ответствовала маркиза, затем нагнулась, чтобы извлечь собаку из корзинки, но все пошло не так – собака крепче сжала зубы и потащила за собой всю корзинку.

– Отец здесь? – Брови Фелисити взлетели вверх. Если маркиз Бамбл находится дома, значит, произошло нечто очень серьезное.

– Разумеется, – произнесла мать Фелисити. – Где еще он должен быть, если на чаше весов лежит твое замужество? – Она дернула корзинку, и собака зарычала. – Розенкранц, отпусти, пожалуйста, милый.

Фелисити возвела глаза к потолку и встала, не выпуская из рук иголку.

– Значит, вот о чем они разговаривают? О моем замужестве?

Ее мать улыбнулась.

– Твой герцог явился, чтобы спасти нас от жизни в нищете.

Услышав эти слова, правдивые, но какие-то небрежные, Фелисити замерла. В голове эхом пронеслось сказанное Дьяволом два дня назад: «Ваша семья никогда не обеднеет настолько, чтобы бояться нищеты».

Он сказал это так, словно не принимал ее всерьез, и она возмутилась.

Но сейчас, под крышей отцовского дома, где они стояли в модных платьях, в окружении собак ее матери, питавшихся лучше, чем дети в трущобах, где выстраивал свою жизнь Дьявол, и бывших в большей безопасности, чем работавшие на него парни, она его поняла.

На что похожа его жизнь?

Пусть семья последние несколько месяцев манипулировала ею – подталкивала к замужеству, не объясняя, почему, доводила до разочарования безо всякой причины – она никогда не сомневалась в любви родственников. Никогда не боялась за свою безопасность или за свою жизнь.

А вот Дьяволу пришлось все это пережить – она знала это так точно, как помнила его поцелуй. Как помнила его прикосновения. И эта мысль полностью поглотила ее.

Кто спас Дьявола от его прошлого?

Или ему пришлось спасаться самому?

Мать прервала ее размышления.

– Молодец. Поймать герцога-отшельника – потрясающая работа. Я знала, что ты справишься.

Ей удалось снова привлечь внимание Фелисити.

– Ну, если человека выталкивают на тропу, полную герцогов, полагаю, человек просто обязан поймать хотя бы одного.

Брови матери взлетели вверх.

– Уж наверное ты не страдаешь из-за такой партии. Уж этот точно лучше, чем предыдущий.

– Мы этого не знаем, – отозвалась Фелисити.

– Не будь дурочкой, – обиженно фыркнула маркиза. – Прошлый был уже женат.

– По крайней мере, прошлый проявлял хоть какие-то эмоции.

– Он сделал тебе предложение, Фелисити. – Тон матери становился все более резким. – Это вполне достаточная эмоция.

– Вообще-то, никакого предложения он не делал, – ответила Фелисити. – Сказал, что я удобная. Что благодаря мне поиск жены прошел очень легко.

– Что ж, никакой лжи тут нет. И право же, пожалуй, ты впервые пошла на уступки, – возразила маркиза. – А на случай, если ты забыла – тебя нельзя назвать тяжелым испытанием… ты дочь маркиза, сестра графа!

– И у меня превосходные зубы.

– Вот именно! – поддакнула маркиза.

Но ведь она гораздо больше, чем все это. Неужели мать не видит? Она не просто пристенная фиалка на балу, от отчаяния готовая сделать все необходимое, чтобы заполучить себе мужа и спасти финансы семьи. Она сияет, как солнышко, и пахнет как жасмин.

От этой мысли ее обдало жаром. Когда два вечера назад Дьявол это сказал, ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы не заставить его объясниться. Это вовсе не казалось комплиментом, однако прозвучало, как самый чудесный комплимент, когда-либо ею слышанный.

«Мужчины, выросшие во тьме, сделают ради света все что угодно».

Интересно, понимает ли он, как сильно ей хочется исследовать тьму.

Да только это невозможно. Ее желания вторичны по сравнению с нуждами семьи. Она их единственная надежда – и не имеет значения, что она никогда не сумеет освободиться от ярма, которое они на нее навешивают. Не имеет значения, что она лишь мельком увидела тьму, но утратила всякий вкус к свету.

Не имеет значения, что ей совсем не хочется привлекать к своему пламени герцога. Что она хочет другого мотылька. Совсем другую пару обожженных крылышек.

Мотылька, которому, похоже, совсем неинтересно летать рядом с ней.

Поэтому она брошена здесь. Не пламя. Просто Фелисити.

Последний шанс ее семьи.

Она посмотрела в глаза матери.

– Герцог пришел ради меня?

– Ну, он здесь, чтобы встретиться с твоим отцом. И братом. Чтобы уладить все нюансы твоего брака.

– Он здесь, чтобы снова наполнить наши сундуки.

Мать склонила голову, молчаливо соглашаясь.

– Мне говорили, он богат, как дьявол.

Фелисити воздержалась сообщать матери, что знакома с Дьяволом и что он богаче всех, кого она когда-либо знала. Разумеется, это не имело никакого значения, потому что деньги Дьявола никогда не станут спасением маркизата Бамбл. Никогда не уберегут ее брата от катастрофы.

А как насчет самой Фелисити? Смогут ли они спасти ее?

Нет. Деньги Дьявола не предназначены для спасения Фелисити. И сам он тоже.

«Больше сюда не приходите».

Его холодные и четкие слова эхом отдались у нее в голове.

Поэтому она осталась здесь, с герцогом. Герцогом, которого Дьявол ей обещал. Герцогом, которого он ей каким-то образом предоставил. Каким-то образом… не сообщив ей, как именно. Не сообщив, почему. Наверняка должна быть какая-то причина, верно? Но, видимо, недостаточно важная, чтобы об этом узнала она, в точности, как ее семья сочла, что совсем не обязательно сообщать ей о своих планах. Делиться с ней своими страхами. Рассказать, что она должна их спасти.