Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк

Было высказано много идей о том, как использовалось кресло, но к единому мнению так и не пришли. Очевидно, что поручни и стремена верхней секции позволяли женщине сидеть, раздвинув ноги, получая удовольствие от действий мужчины, который стоял или сидел на корточках перед ней. Между тем другая женщина могла лежать внизу на диване и смотреть на происходящее или принимать участие в этом действе. Точно так же Берти сам мог сидеть наверху, получая ласки от женщины, стоящей перед ним на коленях. А может, иногда ложился внизу и наблюдал за происходящим наверху. Свободного времени и денег у него было в избытке, так что он мог себе позволить любые выкрутасы.

Говорят, что Берти заказал кресло у мебельщика по имени Луи Субрие, чья мастерская находилась в мебельном районе Парижа, возле Бастилии. Субрие был специалистом по реставрации антикварной мебели и, возможно, поучаствовал в оформлении других тематических комнат «Ле Шабанэ». Как рассказывает Поль Ребу, «кресло любви» Берти было не единственным шедевром творческой мысли в стенах борделя. В так называемой комнате Луи-Филиппа, названной в честь дородного французского короля, тоже стояло кресло, в котором клиенты с избыточным весом могли получать удовольствие, прежде чем переходить к остальным физическим нагрузкам. Тучному Берти оно тоже могло пригодиться.

Все эти образцы мебели были проданы на аукционе в 1951 году, после того как Франция приняла закон о запрете maisons closes[275]. Это было сделано вовсе не для того, чтобы защитить женщин от сексуальной эксплуатации, а потому, что бордели запятнали себя коллаборационизмом во время войны. Многие из них перешли на обслуживание исключительно немецких солдат, в то время как спекулянты черного рынка и пособники нацистов использовали их для своих подпольных встреч. Знаменитую золотую ванну приобрели какие-то фанаты Сальвадора Дали и установили в его люксе в отеле «Мёрис». «Кресло любви» досталось брату писателя Бориса Виана, и после еще двух перепродаж оно было выкуплено правнуком того самого мебельщика.

Стоит ли говорить, что Берти был не единственным принцем, который нашел дорогу к «Ле Шабанэ» в конце XIX века. Бордель стал настолько известным за рубежом, что иностранные королевские особы зачастую включали его посещение в официальную программу своих государственных визитов в Париж.

Этот пункт появлялся в повестке дня под кодовым обозначением «визит к председателю сената». Говорят, что однажды такой «визит к председателю сената» по ошибке был включен в программу пребывания королевы Испании, и смущенные парижские чиновники исправили свою оплошность, потащив несчастную королеву на бестолковый визит вежливости к означенному лицу.

VII

Комнаты, в которых проживали девушки из шикарного «Ле Шабанэ», были куда скромнее, нежели комнаты, где они оказывали услуги. Можно даже сказать, что они были самыми простыми – в конце концов, девушки чаще проводили ночи с клиентами, так что им и не нужно было много личного пространства. В клиентских спальнях стояли большие ванны, но самим девушкам предоставлялись самые примитивные удобства: неглубокая общая ванна на этаже и старое биде. Медицинские осмотры теоретически были обязательными, но врачи, обслуживающие публичные дома, охотно брали взятки. Клиентам «Ле Шабанэ» еще повезло, что заведение строго охраняло свою высокую репутацию, немедленно выгоняя любую девушку с нехорошими симптомами. Но она перекочевывала в другой, менее респектабельный бордель, где проститутки продолжали работать до тех пор, пока признаки болезни не становились очевидными.

Немало романтических историй и легенд сложено вокруг «Ле Шабанэ» и других парижских борделей, с их легкими на подъем и трудолюбивыми filles de joie[276]. Рассказывают, что, когда в 1885 году умер Виктор Гюго, все столичные проститутки в этот день работали бесплатно, в память о великом «ловеласе». Но это очень похоже на легенду, подкрепляющую ностальгические мужские фантазии о парижских проститутках XIX века, великодушных и благодарных.

Женщинам, работающим в «Ле Шабанэ», наверняка было строго предписано поддерживать этот миф, смеяться над остротами Берти, пока он попыхивал сигарой и пил свое дорогущее шампанское, и изображать великое удовольствие, когда он «приглашал» их наверх, где они могли наслаждаться видом его голых телес крупным планом. Сам он, вероятно, не усматривал никакого противоречия между своим распутством в «Ле Шабанэ» и декларируемой озабоченностью судь-бами лондонских бедняков. Ему, возможно, казалось, что эта парижская секс-терапия была частью лечебно-оздоровительной программы – витаминным коктейлем для его либидо, тренировками для стареющего сердца, энергетиком для поддержания общего тонуса, чтобы хватило сил творить добрые дела дома.

Дело в том, что с переходом в средний возраст Берти начинал видеть во Франции не столько игровую площадку, сколько фешенебельный санаторий.

I

Толстые сигары и жирная пища постепенно уродовали тело Берти. Как писал французский политик Эмиль Флуранс еще при жизни Берти, чем ближе принц подходил к наследованию престола, тем заметнее «ожирение деформировало его тело… и казалось, под тяжестью непомерно разбухшей плоти парализована всякая физическая активность и интеллектуальная сила». Похоже, не все французские политики того времени были очарованы английским принцем.

Берти уже давно был завсегдатаем немецких курортов, таких как Хомбург и Баден. В то время верили, что организм можно очистить и оздоровить кратким курсом лечения минеральной водой, легкой диетой и быстрой ходьбой – было модно чуть ли не бегом передвигаться по улицам, на ходу отвешивая поклоны знакомым, не останавливаясь для разговоров. Камнем преткновения в этой лечебной программе была «легкая диета», и для Берти это означало, что он не сможет запросить, как прежде, холодную курицу в постель, когда проголодается ночью. Да и вообще он не считал вечерние излишества таким уж злом.

Берти и его врачи вскоре стали замечать, что минеральной воды и быстрой ходьбы явно недостаточно. Он совсем недавно разменял пятый десяток, а уже страдал одышкой, начались проблемы с венами. Ничего удивительного, если вспомнить, что Берти практически не расставался с сигарой, разбавляя сигаретами этот тяжелый коктейль. Обычно одна сигара и две сигареты шли до завтрака, затем он набивал портсигары запасом на день и до ужина успевал выкурить двадцать сигарет и двенадцать сигар. По вечерам его редко можно было увидеть без облака дыма над головой, и его любовницы (те, что побойчее) жаловались на то, что он провонял затхлым табаком.