Красное смещение - Евгений Гуляковский

Дорога, сложенная более светлыми плитами гладко обработанного камня, как и все вокруг, хранила на себе отметины бушевавшего здесь огня. Сейчас ее покрывал толстый слой вулканического пепла, но местами сквозь него проглядывали проплешины оплавленного камня.

Четыре цепочки четких следов оставались позади них. Глеб подумал, что так должны были выглядеть следы первых людей, побывавших на Луне. Никто до них не дерзнул потревожить покой этой серой дороги. Тысячи лет пройдут, и на ней все еще будут заметны их следы — они останутся здесь до следующего извержения вулкана, и кто знает, появятся ли рядом с этими следами другие, ведущие в обратную сторону, к миру живых людей, зеленых растений и яркого солнца?

Словно желая возразить предопределенности пути, заключенному в самом существовании этой дороги, Глеб подошел к ее краю и попытался сойти с обочины на черную корку лавы, покрывавшую местность вокруг до самого лавопада.

Но его плечо уперлось в прозрачную силовую стену. Это силовая стена не была похожа на ту, что окружала базу. Внутри слагавшего ее поля не ощущалось присутствие энергии. Что-то бесконечно мертвое и совершенно непроходимое отделило дорогу к замку от остального мира.

Постепенно замок приближался, его стены поднимались все выше, а пролеты стен раздвигались вширь, захватывая весь горизонт мрачного подземного мира, с каждым их шагом он прорастал из земли, заполняя собой все еще остававшееся свободным пространство.

Наконец они подошли к его воротам. И тогда стало ясно, что каждая завитушка орнамента, каждая заклепка на воротах, каждая трещина в камне, малейшие, запомнившиеся им во время штурма манфреймовского замка детали повторены здесь в своем зеркальном отражении…

— Любые миры, даже сместившиеся в красную область, обладают свойством зеркального отражения. По оси симметрии, в том же самом пространстве находятся их двойники.

Там левое становится правым, правда ложью, а добро превращается в зло.

— Это, должно быть, дьявольские миры.

— Не совсем так. Для тех, кто там находится, точно такой же представляется наша собственная Вселенная. Все зависит от точки зрения.

— И вы считаете, что существует возможность физически очутиться внутри такого Зазеркалья?

— Я не завидую тем, кому это удастся.

Замок ждал их. Едва они приблизились ко рву, как подъемный мост опустился, и огромные ворота, сделанные из непонятного серого материала, ушли вверх, открывая им путь.

Они приготовились к атаке, к огненным рекам, летящим со стен, и потому остановились перед воротами, как останавливается осторожный зверь перед распахнутыми дверцами ловушки.

— Нам все равно придется войти. — Глеб изучал стены замка, пытаясь найти хоть какую-то зацепку для глаза — шов, выступающий камень. Но стены были совершенно гладкими и казались отлитыми из того же материала, что и ворота.

— Войти, конечно, придется, — согласился Крушинский, — но неплохо было бы сначала подумать, как мы вернемся, если ворота опустятся за нами.

— Внутри должен быть механизм, управляющий их подъемом.

— Но его может и не быть.

— Тогда мы найдем другой путь. — Глеб пожал плечами. — Или ты предлагаешь вернуться?

— Я предпочитаю всегда иметь свободу выбора. Не люблю, когда мне навязывают единственное решение, — проворчал Крушинский, направляясь к воротам.

— Я тоже этого не люблю. Но бывают случаи, когда выбирать не приходится.

— Не спешите, отроки, — остановил их князь. — Негоже торопиться в таком деле.

Он подошел ко рву и легко, словно ребенка, поднял огромный кусок скалы. Богатырские мышцы князя напряглись, обрисовав его мощный торс, и Глеб подумал, что сейчас, как никогда, Васлав похож на легендарного богатыря.

Водрузив камень в том месте, где ворота смыкались с землей, Васлав удовлетворенно осмотрел дело своих рук. Теперь, если створки опустятся, они упрутся в камень и не смогут отрезать им путь.

— Камень могут убрать, — буркнул Крушинский, досадуя, что такая простая мысль не пришла ему в голову.

— И все же это лучше, чем ничего, — усмехнулся Глеб, незаметно подмигнув князю.

Они пересекли пустой двор. Не было ни слуг, ни стражи — ни малейшего движения.

Больше всего Глеба поражала вулканическая пыль, ровным слоем покрывавшая весь двор. Не похоже, чтобы извержения здесь случались слишком часто. Скорее всего, эта пыль копилась многие годы, и, возможно, все это время в замке не побывало ни единого живого существа. В тот момент он даже предположить не мог, насколько это утверждение соответствовало истине.

Только их следы отчетливо и недвусмысленно перечеркивали двор. Казалось, ни стены, ни башни замка не подвержены разрушительному воздействию времени. Нигде не видно было ни обломков, ни трещин. Двор выглядел совершенно пустым, но, с другой стороны, такой порядок не мог поддерживаться сам собой. Если здесь бывали сильные извержения, способные расплавить дорогу, то почти наверняка осколки вулканических бомб должны были залетать во внутренний двор. Заметили они и другие детали, говорившие о том, что какие-то обитатели, не оставляющие следов, здесь все-таки были.

Передняя часть двора ограничивалась контрфорсами и высокими квадратными башнями. Они внимательно следили за их бойницами, все еще ожидая внезапного нападения, но ничего не происходило. Словно невидимые хозяева замка задались целью окончательно усыпить их бдительность.

Высоченные двери парадного хода, последовав примеру ворот, распахнулись при их приближении. Изнутри пахнуло запахом пыли и сандала. Странная смесь, говорившая скорее о наличии какой-то незнакомой жизни, чем о ее полном отсутствии.

На этот раз они не стали принимать мер предосторожности — в замке были балконы, окна, здесь они не чувствовали себя в ловушке, а может, просто не хотели показать неведомым хозяевам свой страх перед ними.

Миновав дверь, все четверо оказались в огромном пустом зале. Здесь не было ни мебели, ни предметов обихода. Ветер, свободно проходивший в незащищенные стеклами окна, покрыл пол толстым слоем все той же вездесущей вулканической пыли. Из-под нее местами просвечивала когда-то яркая цветная мозаика. Ее рисунок и форма окон производили странное впечатление.

Нет более характерных, общих для любой цивилизации признаков, чем те, что заложены в прикладных искусствах. Именно по ним учили в космодесантной школе определять принадлежность внеземных цивилизаций к культурным классам развития.

Здесь они видели перед собой нечто, совершенно непривычное, не укладывающееся ни в какие схемы, даже на Рингусе — планете, заселенной разумными рептилиями, узор орнамента на циновках, сплетенных из тростниковых стеблей, вызывал у людей знакомые ассоциации, связанные с окружавшим миром.