Хемлок, или Яды - Габриэль Витткоп

* * *

Хемлок много фотографировала и теперь хранит рассортированные снимки в коробках. Изредка она их рассматривает, зная} что еще дотошнее будет рассматривать позже - вон ту или эту.

Ради вечного присутствия X.

В том сборнике, где Анинов закрывает книгу, X. тоже делится детскими воспоминаниями, описывает длинные прогулки по лесу, запряженное двумя ганноверскими рыже-чалыми лошадьми ландо, рассказывает, как ветер на Рейне унес шляпу, которая, возможно, доплыла до самого моря, как буки ласкал качавшийся свет фонарей и как мама вполголоса читала «Короля-лягушонка» братьев Гримм. Скрип колесных осей, топот копыт, сумерки, три железных обруча, стягивающих сердце, чтобы оно не разорвалось, и ломающихся один за другим, пока король наконец не освобождается.

Случалось, Хемлок, подобно верному Генриху, увидевшему, как его повелитель обратился лягушкой, тоже чувствовала, что сердце сжимают три железных обруча. Но когда зловещие чары разрушатся и обручи лопнут, не разорвут ли они сердце, пронзив его насквозь и превратив в кровоточащую массу?

Heinrich, der Wagen bricht.

Nein, Herr, der Wagen nicht,

es ist ein Band von meinem Herzen,

das da lag in grossen Schmerzen,

als Ihr in dem Brunnen sasst,

als Ihr eine Fretsche wast[114].

И ты, X., что бы ни случилось, останешься со мной навсегда, immer wirst du bei mir sein...

* * *

В мае 1655 года родился Жан де Бренвилье - очень красивый мальчик, похожий на мать. Так и не растопив сердце Мари-Мадлен, он рос вместе с сестрой на другом конце особняка. С появлением Жана Мари-Мадлен перестала делить с Клеманом ложе. Впрочем, ему хватало других занятий, и ничто не мешало супругам вместе развлекаться: карты, театр, прогулки, покупки, концерты, попойки - все это оставалось общим. Летом они ездили купаться в Сене у набережной Сен-Бернар: после этой передышки в войне с блохами все чувствовали облегчение. Первыми купались мужчины, а вслед за ними - дамы, кое-как прячась за натянутыми над плоскодонками навесами с проделанными в них дырками, сквозь которые слышался смех. Самые бесстрашные пловцы не боялись нырять под лодки. После купания в Сене нередко забредали в какое-нибудь необычное заведение - один из тех кабачков, куда порядочных женщин не пускали и где собирались сатирические поэты, продажные писаки, литературные интриганы, пасквилянты, наемные памфлетисты и дилетанты, сочинявшие эпиграммы. Встречались в основном на улице Па-де-ла-Мюль, в кабачке «Ров со львами», который содержала Куафье, - в зале, где из-за множества засаленных этикеток на окнах царил могильный полумрак. Сент-Аман[115]декламировал фальцетом «Сыр» и «Шкуру», ну а Буаробер[116]заведовал отделом острословия. Там можно было встретить Тальмана-де-Рео, вечно сыпавшего скабрезными анекдотами, а также Клода Ле-Пти[117]- молодого поэта с проницательным взором, неизменно в окружении красивых юнцов (если, конечно, они сами не находились в его окружении), который экспромтом сочинял стихи «Комического Парижа», не щадя ни короля, ни церковь, ни кого бы то ни было еще.

Чего стоим, кого заждались

И в путь отправимся когда?

Так будто черти в ней купались,

Мутна проточная вода.

Неужто сударь Гобелен?

Но как он грязен, как презрен!

В аду нажарился безбожно,

От кутежей весь черен стал -

И вот, зане с водой там сложно,

Помыться в речке прибежал...

— Довольно! Известно ли вам, что здесь присутствует некто по фамилии Гобелен? - то ли рассердившись, то ли, напротив, развеселившись, воскликнул Клеман.

— Откуда же мне было знать, сударь, - любезно ответил Ле-Пти, - вы же не грязны и не презренны, а, наоборот, изысканны и элегантны?

Переодетая кавалером Мари-Мадлен в маске не удержалась от смеха. Лед растаял. Вечер заискрился каламбурами, хмельными, порой непристойными остротами. Но хохочущая женщина внезапно поставила уже поднесенный к маске кубок на стол. В полутьме кабачка ее взгляд неожиданно упал на одного из разливавших вино парней - шалопая с жирными и жесткими, как солома, волосами, полными ненависти глазами разного цвета и заячьей губой. Мари-Мадлен сдавленно вскрикнула.

— Что с вами, прелестный кавалер?

— Я хочу уйти!

Она встала, опрокинув оловянный кувшинчик, и, путаясь в Мужской одежде, быстро выбежала на улицу. Вслед за ней бросился изумленный Клеман.

— Да что с тобой?

— Не оставляй меня, прошу...

Она прислонилась к стене и вцепилась мужу в руку. На углу Пощади Пале-Рояль они нашли поджидавших с фонарями лакеев и отправились пешком по ночным улицам, не говоря друг другу ни слова. Спутники отбрасывали тени, которые разворачивались веером на стенах, а затем складывались у самой земли, откуда с писком разбегались крысы. Клеман заметил, что жена дрожит. После того вечера она больше никогда не переодевалась кавалером и не ходила в «Ров со львами» или другие сомнительные кабачки.

Но время от времени супругов де Бренвилье, чья репутация уже заметно подпортилась, приглашали на состязания пьяниц, и Мари-Мадлен нередко подавала серебряный кубок самому выносливому пропойце. По слухам, такой же обычай существовал в Мадриде, Лондоне, Амстердаме - по всему свету. Всюду писалась история пьяных пирушек и вакхических легенд, обрастая подробностями, прикрасами, преувеличениями. А правда жизни была довольно грубой: на дне бокала очень часто загорался хитрый желтый глазище безумия.

— Мадам, позвольте выпить за ваше здоровье...

В стельку пьяный, пунцовый кутила, лоснившийся над залитыми вином кружевами, велел наполнить огромный бокал, осушил его залпом и тотчас изверг к ногам Мари-Мадлен.