Хрущевка. Советское и несоветское в пространстве повседневности - Наталия Лебина

домашнего хозяйства» обращали внимание на новый, «утилитарный, а не декоративный» характер мебели: «Формы и отделка ее должны быть простыми, облегчающими содержание ее в чистоте. Ножки мебели должны быть достаточно высокими, чтобы легко убирать пыль из-под мебели. Матрацы в кроватях должны легко сниматься и переноситься»! И это, безусловно, новый подход к предметному наполнению спальни. Но значимость именно кровати как мебельного атрибута отдыха и любви пока оставалась незыблемой. В назидательном тоне в книге подчеркивалось: «Кровать, в отличие от дивана, предназначается только для сна». В общем, все в духе песика Фафика: «Четвероногий друг человека? Кровать!» В 1959 году в первом издании энциклопедии домашнего хозяйства ни о тахте, ни о диване-кровати как спальных местах речь еще не шла. Вариабельность мебели, столь почитавшаяся конструктивистами, пока была не в моде.

Но новые дома строились очень быстро, и одновременно менялось отношение к спальному месту. Привычная кровать нередко оценивалась негативно, как элемент бытовой культуры эпохи сталинского «большого стиля». Известный детский писатель Лев Кассиль еще в 1958 году в книге под названием «Дело вкуса» резко осудил «пристрастие людей с неразвитым, плохим вкусом к семейным кроватям, выставленным напоказ». «В комнате и без того не повернешься, – рассуждал литератор, – но кровать занимает самое главное место». Скорее всего, речь шла не об отдельной спальне, а о комнатах в коммуналках. Однако и в новых отдельных квартирах возникала потребность в минимализме оснащения спален, где иногда предусматривалось место и для письменного стола, и для небольшой полки с книгами. В книге «Домоводство», изданной в 1960 году, уже предлагалось «кровать… заменить тахтой, накрытой ковром или какой-нибудь декоративной тканью». Авторы издания советовали одеяла и подушки «убирать на день в тумбочку или скатывать в валик и убирать в чехол из ткани, подходящей к тахте». Постельные принадлежности, убранные таким образом, могли лежать на месте для сна в виде длинного диванного валика.

Привычная кровать как высокий одр с горой подушек и пышной периной, обязательно стоящий у стены, заменялся или постепенно вытеснялся разнообразными видами легко трансформируемой мебели. Ведь отдых предполагал не только сон, но и иные не слишком активные формы досуга – например, возможность поваляться с любимой книжкой или послушать музыку. В отдельной спальне советской «хрущевки» возможно было и это. Так уже жили в послевоенной Европе: герой романа Джона Брейна «Путь наверх», молодой англичанин, пребывает в полном восторге от комнаты, которую он снял в небольшом городке: «Эта комната была, в сущности, первой, которую я мог по-настоящему назвать своей… Моя комната у тети Эмили… не шла в счет. И это была, в сущности, только спальня. <..> Здесь же, пройдя… в мою комнату, я вступил в совершенно новый мир… Раскладной диван-кровать, нисколько не напоминающий кровать, вид которой при свете дня всегда так неприятно наводит на мысль о сне или о болезни. Два кресла, туалетный столик, гардероб и письменный стол – вся мебель из светлого полированного дерева. На книжной полке кремового цвета – ваза с анемонами». Советские проектировщики мебели планировали обставлять таким же образом и «хрущевские» спальни. Пространство в результате могло соединить в себе элементы интимности и современный подход к наполнению локусов приватности.

Эту новую тенденцию в сфере частной жизни советских людей, в первую очередь именно жителей «хрущевок», отметил Александр Андреев в романе «Рассудите нас, люди» (1962). Сетуя на излишнюю миниатюрность новых отдельных квартир – «одна комната шестнадцать метров, вторая – двенадцать», автор все же осознает, что и здесь вполне можно организовать комфортное пространство для интимной жизни: «Вот здесь мы поставим кровать, низкую и широкую-широкую (для этой кровати отводилась почти половина комнаты. – Н. Л.). И здесь же поставим шкаф для платья… А рядом с кроватью – радиоприемник… чтобы можно было включать и выключать его, не вставая с постели».

На рубеже 1950–1960-х появилась мода ставить постель в семейной спальне поперек комнаты. У супругов появлялась возможность подходить к кровати с обеих сторон. Казалось бы, мелочь, но так разрушалась привычка отводить место с краю для женщины. Она по патриархальным обычаям должна была просыпаться первой для приготовления пищи, а также вставать к ребенку. Мужа при этом полагалось не беспокоить. При новой компоновке интерьера спальни оба супруга могли и уделять внимание малышу, и не тревожить партнера. Кстати сказать, присутствие в отдельном месте для сна ребенка дошкольного возраста считалось нормой. В «Краткой энциклопедии домашнего хозяйства» (1959) можно прочесть следующее: «Если в спальне для родителей находится ребенок, то в набор мебели входит детская кровать». В литературном нарративе тоже можно найти свидетельства «детской оккупации» пространства сна и прокреации. В том же романе «Рассудите нас, люди» молодые супруги планировали: «А вот здесь мы поставим маленькую кроватку… А в кроватке – крошечная писклявая девочка с черными кудряшками. На кудряшках голубой бант, как радар». В общем-то в 23-метровой спальне такое вполне реально. Одновременно не стоит забывать, что в трех- и четырехкомнатных квартирах согласно СНиПу 1958 года задумывалась организация двух спален площадью не менее 6 квадратных метров и шириной не уже 1,8 метра каждая. То есть при наличии двух и более детей для них отводилось отдельное от родителей помещение. Жизненность ситуации подтверждает художественная литература. Наталья Баранская в повести «Неделя как неделя» (1969) сообщает о пространстве существования своей героини следующее: «Условия у меня прекрасные – новая квартира, тридцать шесть метров (это только жилая площадь. – Н. Л.), три комнаты…» Этот метраж, предоставленный молодой интеллигентной паре с двумя детьми, делился на три локуса: «общая комната» и две спальни – детская и супружеская.

Крокодил. 1959. № 35. Рисунок М. Черемных

Новоиспеченным владельцам отдельных квартир, судя по художественному нарративу, доставляло удовольствие именовать жилые комнаты «спальнями». Этот феномен отметил Иван Шамякин в романе «Атланты и кариатиды»: «Функциональное, как говорят архитекторы, назначение комнат в квартире… было весьма условно, потому что спали, к примеру, во всех трех комнатах, но семья твердо придерживалась названий, которые бытовали в других многокомнатных квартирах: столовая, спальня, детская. „Спальня“ одновременно служила хозяину кабинетом и была завалена его проектами».

Однако у новоселов конца 1950-х – начала 1960-х годов и в отдельных спальнях возникали серьезные проблемы. Старая мебель не желала размещаться в малогабаритных пространствах. Кровати отличались громоздкостью и «тяжеловесностью», что талантливо изобразил художник Михаил Черемных в карикатуре «Полуторка с прицепом», размещенной в журнале «Крокодил» за 1959 год. Но пригодной по размерам мебели для заполнения пространств малогабаритных спален выпускали мало.

Не следует, конечно, думать, что власть ничего не предпринимала для решения мебельной проблемы. Сначала появились законодательные документы, например постановление Совета министров СССР от 19