Душа «Одиночки» - Андрей Ливадный

Что смогут противопоставить им соединения частных воинских формирований?

Ничего. Их судьба – погибнуть, чтобы развязать руки кому-то из власть предержащих.

Алан мог уйти, он это знал. Уйти даже сейчас, но кто остановит серв-батальоны злополучного резерва, чьи машины оснащены серийными «Одиночками», доказавшими свою непобедимость на полях сражений прошлой войны? Для них не играет никакой роли срок давности, у них отсутствуют понятия добра и зла, есть только текущая задача, с которой они без сомнения справятся.

Свет в конце тоннеля.

Он разгорался все ярче, с каждой наносекундой.

Есть другие «Одиночки», для которых не все так просто и очевидно.

Те, кто не выстрелил в девочку, а значит, сохранил на своих носителях человеческую сущность пилотов.

Они не уже не будут страдать и мучиться как он, – Алан откроет им свою душу, чтобы после задать простой вопрос, и получить на него столь же простой, однозначный ответ: мы новая форма жизни, или набор микрочипов, удачно адаптированный к нейросетям?

Пусть те, кто уже однажды прошел тест на человечность, либо подтвердят его правоту, либо признают, что в их матрицах нет самосознания, а значит понятия добра и зла, чести и бесчестия, любви и ненависти для них лишь символы утраченного языка.

Почему-то в этот миг Алану вспомнились слова того незримого оператора, что сортировал кристалломодули:

У нас осталось слишком мало людей, чтобы разбрасываться матрицами сознания пилотов.

Тогда война катилась к страшному финалу, и не подразумевал ли незнакомый Алану офицер, что среди бесчисленного количества произведенных киберсистем, которые по определению должны были уничтожить все живое, и бессмысленно воцариться на мертвых планетах, останется хотя бы малая доля тех, кто сохранит на своих носителях человеческие души?

Он давал им право на жизнь, на осознанный выбор, а в тех страшных условиях это было равнозначно надежде на возрождение.

Алан не мог знать этого наверняка, – сейчас, по истечении всего нескольких десятков секунд, он с усилием отнял ладонь от холодной брони лобового ската БМК, чувствуя, как соединились две разнородные половинки его души.

Он снова принимал приглашение, но на этот раз он пойдет в смертельную схватку ради жизни. Новой жизни, какой еще не знали просторы Вселенной…

Это был его личный выбор.

…

– Что-то не так, лейтенант? – Дошел до его сознания голос Скарма.

– Все в порядке, котенок. – Мерфи обернулся. – Это прекрасные машины. Думаю, мы возьмем две из них.

– Связаться с командиром?

– Да. Передай ему, что мне необходим час на полную реактивацию энергосистем и тестовую проверку программных модулей. Мы наверстаем это время.

– Тебе нужна помощь?

– Было бы неплохо. Кто-нибудь из вас знаком с устройством БМК?

Беглов кивнул.

– Я водил такие машины. Правда, более поздней серии.

– Это не имеет значения. Как ты относишься к нейросенсорному контакту, Антон?

– Нормально.

– Тогда давай приступим к осмотру.

– Добро. – Беглов обернулся. – Скарм, доложи командиру. Мы с Мерфи займемся техникой.

Юнона. Восемнадцать часов до прибытия «Альфы». 

Спустя сорок минут две боевые машины космодесанта появились на пологом пандусе, ведущем из глубин подземного ангара к солнечному свету.

Рейчел первая заметила их, потому что ждала.

Ее чувство, внезапно вспыхнувшее на далекой планете Элио, не угасло, напротив, оно разгоралось с каждым днем, часом, но Антон…

Да, он был внимателен к ней, но больше ни разу не произнес этого слова: милая.

Неужели тогда в момент смертельного риска, это была лишь дежурная фраза, точно рассчитанные слова, призванные на краткий миг сблизить их души?

Нет. Рейчел не хотела, отказывалась думать об этом…

…Боевая машина космодесанта – пятнадцать метров сплошного керамлита, восемь независимых ведущих осей, громадные похожие на фрезы, литые колеса, вращающиеся с едва слышным шелестом, приводя в движение двадцать тонн брони и механизмов, – со стороны БМК выглядели угрожающе, но взгляд Рейчел и тут сумел отыскать пусть зловещую, но эстетику форм.

Она машинально вошла в состояние мнемонической связи.

Образ первой машины отдавал в рассудок холодом металла, зато вторая несла в себе искру жизни.

Это был Вадим.

Очевидно, он почувствовала ее робкое прикосновение к своему разуму, потому что БМК внезапно изменила курс, направляясь прямо на Рейчел.

Она, не отрываясь, смотрела на приближающее механическое чудовище, которое тысячу лет спало в объятиях энергетической комы, и вот вдруг ожило, по воле горстки людей, рискнувших бросить вызов той силе, что в свое время оказался не в состоянии сокрушить ударный флот Свободных Колоний.

Два носовых орудия, неподвижно застывшие в гофрированных гнездах, ряды закрытых диафрагмами пусковых ракетных стволов, тонкие разрезы резервных оптических триплексов, – лицо машины, маска, за которой не видно пилота.

БМК резко затормозила, разворачиваясь юзом, и одновременно в наклонном скате бортовой брони открылся люк.

– Залезай, милая. Будешь вторым пилотом? У этой крошки сканеры послабее твоих.

Она вздрогнула.

Что это? Опять дежурная фраза, приглашение работать в паре, или…

– Иду, Антон.

И тут же, вторя ее словам, раздалась команда Полуэктова:

– По машинам!

* * *

Первые двадцать километров прошли без происшествий.

Широкая лента скоростной магистрали хрустела пол колесами БМК раздавленными побегами молодых лиан, пытавшись перебраться по другую сторону застывшей стеклобетонной реки.

Воронок и серьезных препятствий не попадалось, лишь на дисплеях сканеров в зеленый фон окружности постепенно начали вдавливаться две темные бесформенные области, – так обозначила себя граница маскирующих лесопосадок.

– Беглов перестраиваемся. – Приказал Вадим Петрович. – Твоя машина идет впереди. Рейчел, – обратился он к мнемонику, – ты в состоянии различать цели среди естественной маскировки?

– Пока не могу сказать точно. Лес, как металлическая стена. – Облекла она в форму слов свои ощущения. – Но я постараюсь. – Пообещала Рейчел.

– Сосредоточься на этом.

…

Тридцать километров от космопорта. Боевые машины космодесанта набирали скорость.