Худший друг - МК. Милтон

Митя вытащил из ее рук ключи, открывая дверь парадной, и затаскивая Миру внутрь. Прижимая спиной к бетону, а лбом упираясь о ее лоб.

— Один мой лучший друг, дал мне жизненный совет. Но у меня нет с собой пистолета, и я не знаю ни одного стиха. Я всегда жил не правильно, я в курсе, и мне никогда не было за это стыдно. Потому что стыдиться перед кем? От меня и не ожидал никто ничего хорошего, доброго, светлого, и зачем тогда приносить себе дискомфорт, ломать себя? А потом появилась ты, новый мир, в котором цветы ещё пахнут, сладкая вата по-любому сладкая, а от щекотки все так же весело как когда-то, и я чувствую себя слоном, который вошел во все это великолепие, но от объёмов собственных пороков, разрушаю все, к чему прикасаюсь в твоем мире. А потом страдаю от этого и разрушаю ещё что-то, по привычке. Потому что так было жить проще когда-то. Я знаю, это самое у*бищное признание в своих чувствах, но я не знаю как ещё произнести это, чтобы потом не возникло желания оторвать себе язык.

— Я не хочу это слушать. Мне больше не интересно, потому что это чревато страшными последствиями. На ее месте скоро окажусь я, и тогда, вряд ли уже получится это пережить.

— Не окажешься. Я обещаю. Клянусь, б*ядь. Никому никогда ничего не обещал, а тебе обещаю. Прости.

Митя стал на колени, обнимая ее ноги. Сильно, безумно.

В кого превратился, кем стал? Но это было неважно, стало плевать на кого он похож. Он слишком долго был жестким и расчетливым. Ужин вечером, секс ночью, утром совмещение, расход. И так по кругу. Никаких отношений, привязанностей, совершенно без чувств. Машина, у которой есть потребности, и ничего более.

А теперь все изменилось, и насрать, как это выглядело со стороны. Жалко, ничтожно, не по мужски. Только бы не лишаться этого гребанного трепета, не остаться без необходимого тепла ее тела, дыхания, улыбки.

А что дальше? От этого вопроса становилось только страшно. Неужели вот так каждый раз он должен будет класть на плаху свою голову, чтобы удержать ее рядом? Насколько долго его хватит, сколько припасено слов, прежде чем они иссякнут и он будет вынужден перейти к действиям. Эта девочка понимала не хуже него куда ввязалась, и возможно принимала единственное правильное решение, — бежать. Но как отпустить? Если это любовь, то это никакое нахрен, не чудо. Это пытка. Наказание похлеще всяких издевательств.

— Я обещаю, что стану лучше для тебя, — проговорил он, сдавленно и как-то рвано, и Мира понимала, что наступит час, и она ответит за все. Сполна. Он просто растерзает ее за каждое слово, которое ей пришлось услышать. За ложь, за планы, за то, что бетон в парадной твердый и грязный.

Ей было всего восемнадцать, и она поставила на колени мужчину, которого никогда никто не видел в таком положении. Возможно, ее бы ждало блестящее будущее, возможно, ею бы восхищались, возможно даже начинали бы войны только ради ее благосклонности, возможно… если бы она не убила сама себя, решив одним скучным вечером постучать в дверь своего нового соседа.

— Митя, встань пожалуйста, — прошептала она, безвольно опуская руки.

— Я не знаю, как мне доказать тебе, что все серьезно. Протупил, вылетело из головы, правда. Нахрен она мне не нужна, я же говорил тебе. Только ты.

— Пойдем, собака голодная.

Мира отстранилась, вызвала лифт. Она не хотела, чтобы он сейчас шел за ней. Его усталые глаза следили за ее движениями, и от этого становилось не по себе. Уже не от того, что он мог предать, изменить. Нет, эта мысль ушла на второй план и затерялась среди остальных.

Мира боялась, что он не отстанет. Что найдет везде, из-под земли достанет.

— Не надо, прошу, — она выставила руку вперед, не позволяя обнять себя.

Сейчас это точно лишнее. Желание быть с ним пропало. Еще вчера было, а сегодня пропало.

— Я дала ей неправильное имя, — Мира покачала головой, когда маленький комочек шерсти стал путаться в ногах, — ей бы больше подошла Безысходность. Предательство. Ведь это именно то, чего мы с ней заслуживаем, да? И у рыбки ничего спрашивать не нужно. Все и так ясно.

— Хватит меня без ножа резать, Мира.

Митя прошел в кухню, глядя как она наполняет кормом собачью миску.

Что будет дальше? Неужели он все испортил? Цветок завял, и теперь останется возможность хранить его между книжных страниц как воспоминание?

— Давай заберем ее, и поедем ко мне, пожалуйста. Я обещаю, что не буду тебя трогать, и даже подходить, пока ты сама не захочешь.

Просто буду знать что ты рядом, и никуда не сбежала. Дай мне возможность все исправить? У меня большой дом, можешь взять себе целый этаж, и я не буду там появляться.

Мира тяжело вздохнула, отводя взгляд от щенка, который виляя хвостом шумно ел. Конечно она хотела ответить отказом, но время когда её желания исполнялись, подошло к концу. Разбитое корыто — это то, что в финале получила старуха. То есть, по-факту, она просто вернулась на начальную точку. Мире вряд ли так посчастливиться. Разбитая личность — самая фантастическая кража и плата за волшебные проделки.

— Этот звонок, он ничего не значил для меня. Я не имею к нему никакого отношения. Не суди меня, по чужим поступкам. Моя вина только в том, что я не удалил ее из записной книги. Потому что я и думать забыл о других. Они перестали для меня существовать.

— Я не знаю зачем ты это говоришь. Зачем оправдываешься. Зато знаю, что это повторится еще не один раз. И с каждым разом будет все меньше оправданий. А потом они сменятся претензиями. Ты же в скором времени упрекнешь меня в том, что я никто, что пришла на все готовенькое. Что я обычная корыстная сука, которая пользуется твоими благами. Шкура, которая не так уж и хороша, как казалось сначала.

— Хватит, — Митя крепко сжал ее запястья, — че ты из меня делаешь не пойми кого? Я че б*ядь, изменил тебе? Ношусь с тобой, сука, приятное делаю, места не нахожу, чувствую, как е*аные чувства к тебе, душат меня, а ты решила мозг мой поиметь? Я на колени стал, или ты поступки мои в х*й не ставишь? Может ты не понимаешь по плохому, я могу объяснять тебе долго и по-всякому, что ты мне нужна.

— Зачем? Ну зачем!? — не выдержала Мира, повышая голос.

Не из вредности, не из праздного любопытства. Просто эти громкие заявления пугали ее. Ей бы теперь, после всего случившегося проще жилось, знай она что у него все совсем не серьезно, что она продержится неделю другую, и он её просто прогонит, но что-то поменялось в нем самом, этого нельзя было не заметить.

— Вынуждаешь? — Митя усмехнулся, качая головой. — Сказку про сыночка и лапочку дочку…

— Митя, я не хочу сказок.

— Да и я, б*ядь, не хочу. По-настоящему хочу, чтобы логически, со смыслом. Чтоб крики из постели перенеслись в больничные крики, сам руками этими пуповину перерезать хочу, прикинь? А потом до беспамятства тебя зацеловывать за такой подарок. И номеров в телефоне не хочу с уменьшительно-ласкательными, и даже после всего этого ты не понимаешь причины?