Королевство Краеугольного Камня. Книга 1. Мастер крушений - Паскаль Кивижер

– О чем ты хотел со мной поговорить?

– Ни о чем.

– Может, позовем сегодня Лисандра? Я его не видела в последние дни.

– Лисандра? Нет! – всполошился Тибо. – Уверен, он уже поужинал. Мы позовем его завтра. Я тоже его забросил…

Огорченный Тибо подал Эме руку и повел в столовую с темно-зелеными стенами, белой лепниной и огромными нелепыми вазами. Четыре прибора на длинном столе, за которым могла бы усесться вся команда «Изабеллы», выглядели сиротливо. Кузнец уже ждал их, одетый в поношенный сюртук с треснувшим по шву левым рукавом – левой рукой он целыми днями бил по наковальне. Тибо поздоровался с ним, словно выражал ему соболезнование. Была между ними какая-то болезненная неловкость, причину которой Эма не понимала. Точно так же не понимала она и причину этой встречи.

– А Матильда? – спросил Тибо.

– Матильда больше никогда сюда не придет, ваше величество, – ответил Шарль.

– Никогда?

– Никогда, сир.

Мажордом рассадил всех и встал позади королевы.

Прислуживать за столом не входило в его обязанности, но Тибо не желал других посредников между кухней и своей тарелкой, поэтому Манфред лично подавал ему еду.

– Она дома? – спросил Тибо, искренне встревоженный состоянием прачки.

– Да, сир.

– Кто-нибудь помогает ей?

– Нет, сир. Она предпочитает быть одна. – И по своему обыкновению тут же изрек назидательно: – Одиночество – наш самый верный друг.

Недоумение Эмы возрастало с каждой минутой. Зачем поставлен прибор для Матильды, если она не собиралась приходить? И почему, собственно, «никогда»?

Чтобы поддержать беседу, Эма, сама того не зная, задала бестактный вопрос, наихудший из всех:

– У вас есть дети?

Шарль и Тибо обменялись странным взглядом и ответили одновременно.

– Нет, – сказал Тибо.

– Да, – сказал Шарль.

Повисло неловкое молчание, потом Тибо дал невразумительное объяснение:

– У них есть дочь, но она не живет во дворце.

Смущенная Эма посмотрела на Шарля, тот уставился в свою тарелку, положив обе руки на стол – в них въелась угольная пыль, пощадив лишь ногти. Трудно было понять, что Шарль видел в куске пирога. Когда Манфред склонился к нему, наливая вино, кузнец вздрогнул.

Необычный ужин. Король Тибо, прежде оживленный и общительный, нем как рыба. Было слышно, как нож входил в масло, а ложечка – в ванильный крем. Гость и хозяин за вечер обменялись лишь двумя-тремя незначительными словами. К тому же непонятно, зачем понадобилась столь торжественная обстановка. Эма потом потребовала у Тибо объяснений, но тот притворился, что спит. На следующее утро Тибо поднялся ни свет ни заря и отправился к Лисандру до начала уроков, можно подумать – нарочно, чтобы не встретиться с Эмой.

Тибо часто упрекал себя в том, что мало занимался мальчиком. Он бы еще острей чувствовал вину, если бы знал, как тяжко приходилось Лисандру в школе. Все знали, что Лисандр – сирота, случайно подобранный в Бержераке. Но почему он спал в детской принца? Почему слуга, здоровенный детина, ходил за ним по пятам? Что в нем такого особенного, чего нет у других? Обыкновенный голодранец! Нищета, в которой вырос Лисандр, будто приклеилась к нему. Он выглядел неопрятным и болезненным. Читать научился быстро, а вот считал плохо: складывал медленно, вычитал неправильно, делить и умножать совсем не умел. Когда писал, пачкал пальцы в чернилах. Когда перетягивали канат, его не брали в команду из-за худобы. Стоило ему открыть рот, Батист хохотал над его акцентом. На переменах он получал толчки и щипки. Лисандр был так растерян, что всегда отвечал невпопад, поэтому над ним смеялись еще громче. День начинался одинаково.

Батист: А ну ползи сюда, гусеница, я оторву тебе пуговицы! Стоят, небось, недешево! Как думаешь, Флориан?

Флориан: Думаю, недешево.

Батист: Они какие? Серебряные или оловянные?

Флориан: Оловянные, конечно.

Батист: Тебе куртку шил портной короля или твоя бородатая нянька?

Флориан: Ясное дело, нянька!

Эмили: Оставьте Лисандра в покое!

Батист: Зачем его оставлять? Как же он без друзей?

Эмили: Лучше быть одному, чем с вами.

Батист: Ошибаешься. От нас-то душистым мылом пахнет, а не конюшней. Даже не ответила! Тоже мне! Королева! Так! Гном пришел. Тебе чего надо?

Лаванда: Я пожалуюсь учителю, что вы пристали к Лисандру как смола!

Батист: Мы? Смола? Флориан, мы похожи на смолу?

Флориан: Ничуть.

Батист: Гусеница, скажи, ты в смоле?

Лаванда: Лисандр, пошли!

Батист: Это ты топай отсюда, гном несчастный! Если пожалуешься учителю, я пойду к твоем отцу, камердинеру, мажордому, лизоблюду!

Лаванда: Дурак!

Батист: От дуры слышу!

Учитель сидел в классе, Лисандр жался к стенке во дворе. Батист не оставлял его в покое ни на минуту, готовясь от слов перейти к щипкам и подзатыльникам. Бесплатная всеобщая обязательная школа, которой так гордились в королевстве, оказалась пыточной камерой для новичка Лисандра.

Тибо, хоть и не подозревал о мучениях мальчика, принес ему избавление. Поднявшись с королем по бесконечной винтовой лестнице, Лисандр обрел свободу и покой посреди хаоса в обсерватории. Клеман де Френель встретил Тибо и Лисандра скрипом кресла. Пытливо вглядевшись в лицо нового ученика, что крепко сжал рот и насупился, ученый заметил:

– Дар сострадания, редкий в твоем возрасте. Похоже, ты слишком рано повзрослел. Ухаживал за больным?

– За дедушкой.

– Заботливость – твое врожденное качество.

Де Френель ничего не сказал о последствиях большого горя – замкнутости, тоже не свойственной раннему возрасту.

Утешения лишь растравят раны. Если боль спрятать, она превратится в кристалл и уйдет в глубину. Чтобы ее извлечь, понадобятся археологические раскопки. Лисандр не собирался копаться в себе. Безразлично-покорный вид ясно говорил: живу день за днем; что будет, то будет; не хочу помнить прошлое; ничего не жду от будущего.

– О тебе пора позаботиться, – продолжал старый мудрец. – Король пожелал, чтобы я стал твоим наставником. Хорошая идея, но неосуществимая, потому что мне восемьдесят четыре, а тебе одиннадцать.

– Двенадцать.

– Как двенадцать? – удивился Тибо.

– Мне исполнилось двенадцать на шхуне, ваше величество.

– Когда именно?

– В день вашей свадьбы.

– По крайней мере, мог бы сказать…

– Стало быть, двенадцать, – прервал их де Френель. – Нужно найти тебе наставника. Разумеется, есть профессора, ученые мужи…