Халтурщики - Том Рэкман

Но это же смешно: почему она должна одиннадцать часов страдать из-за этого идиота? Эбби снова бросается отвоевывать пространство, вдавливая локоть в кость противника.

— Давайте я подвинусь, — говорит он, убирая руку.

— О, спасибо, — отвечает Эбби, и у нее краснеют уши. Краска поднимается от мочек вверх, и ненависть к попутчику захлестывает ее еще сильнее.

— Простите, — продолжает он, — вечно я развалюсь. И даже не замечаю. Свистните, если вам будет тесно. Я такой нескладный. — И в доказательство он принимается судорожно размахивать руками. — Слава тебе господи, мы хоть сидим у аварийного выхода. Те, кто поумнее, всегда выбирают эти места. Это ж почти бизнес-класс. Это я не к тому, что сам когда-нибудь им летал, но могу представить, что там, в общем, так и есть. А тут то же самое, только по цене быдло-класса.

— Послушайте, вы не могли бы меня разбудить, когда будут давать обед? Разумеется, если сами не уснете. Благодарю. — Она произносит это, глядя на спинку стоящего впереди сиденья, а потом снова поворачивается к окну и закрывает шторку. Но это было глупо. Спать-то не хочется. Лучше бы поработать. А теперь придется притворяться. Эбби презирает своего попутчика.

Проходит семь минут, притворяться спящей она больше не в силах. Она приподнимается с кресла, скривив лицо в добродушной улыбке, и тянется к багажной полке.

— Мне надо кое-что достать.

Мужчина подскакивает, роняя на сиденье книгу, чтобы дать ей пройти.

С трудом протискиваясь мимо него, Эбби выбирается в проход.

— Вам помочь?

И происходит это как-то в два этапа. Во-первых, его лицо кажется ей знакомым. Потом она понимает, что они действительно знакомы. Бог ты мой. Что за кошмар.

— О господи, — выдавливает Эбби. — Здравствуйте, я совсем вас не узнала. — На самом деле она до сих пор не может вспомнить, кто это.

— Так вы не поняли, что это я?

— Простите. Я была погружена в свои мысли. Я во время перелетов всегда с головой ухожу в себя.

— Ничего страшного. Вам что-нибудь достать?

Ее, наконец, осеняет: это же Дэйв Беллинг.

Чтобы ей провалиться на месте. Корректор Дэйв. Тот самый, которого только что уволили. На котором решили сэкономить. Это она распорядилась от него избавиться. А теперь ей сидеть рядом с ним одиннадцать часов. Что хуже всего, ее застали в «походном виде»: она в спортивных штанах, волосы затянуты в два хвостика. (В газете она ходит исключительно в костюмах и сапогах, а глаза ее всегда холодны, как монеты.) Как сказал бы Генри: Che figura di merda. Да, дерьмово получилось.

— Думаю, я сама справлюсь, — отвечает Эбби, — но все равно спасибо. — Но у самой не получается. Уши у нее горят. — Вон та синяя сумка. Нет, темно-синяя. Да. Ага. Она. Здорово. Благодарю. Спасибо большое.

Дэйв галантно отходит, позволяя ей пройти на место.

Она садится с еле заметной улыбкой на лице и свинцовой тяжестью в желудке.

— Прошу прощения, если я показалась грубой. Я правда не заметила, что это вы. — Прекрати эту болтовню. — Кстати, как вы? Как дела? Куда летите? — Куда? Это самолет до Атланты. Как дела? Да его только что уволили.

— Хорошо, просто здорово, — отвечает он.

— Отлично.

— А вы как?

— Хорошо, тоже хорошо. Я лечу в Атланту — ну, это понятно. На встречу совета директоров «Отт Групп». Ежегодный Судный день.

— И именно вам придется представлять газету?

— Да вот. Наш дремучий владелец отказывается это делать.

— Вся грязная работенка выпала на вашу долю.

— Ну да, ага. На мою долю. Хотя, должна признать, что визит в штаб-квартиру — это интересный опыт. Мы же все в редакции склонны считать себя центром вселенной Отта. А когда попадаешь в Атланту, видишь картину в целом и понимаешь, какие мы маленькие.

— Ну, для меня по крайней мере никаких «мы» уже нет, — беззлобно говорит он.

— Точно. Простите.

— В газете было тухловато, так что я решил, что пора уходить.

Он, должно быть, не понимает, что она знает правду. И что важнее, не осознает, какую роль она сыграла в его увольнении.

— Мудро, — она пытается заполнить тишину. — А что читаете?

Он достает из-под себя книжку в мягкой обложке и показывает Эбби.

— Ого, — восклицает она, — обожаю Джейн Остин!

— Правда?

— «Доводы рассудка» я не читала, — признается она. — Но «Гордость и предубеждение», наверное… да нет, определенно… моя любимая книга всех времен. Пытаюсь заставить своих девчонок прочесть ее, но они, видимо, еще маловаты.

— Сколько им?

— Одной — десять, второй — одиннадцать.

— Я начал читать Остин только пару месяцев назад, — признается Дэйв. — Но теперь я в некотором роде поставил перед собой задачу перечитать все ее книги. Впрочем, их не так много. Эта уже последняя. — Он смотрит на обложку. — Название Остин не сама придумала — роман вышел уже после ее смерти. Это издатели назвали его «Доводами рассудка».

— Но название отличное.

— Да, согласен.

— А что вам больше всего понравилось? — интересуется Эбби.

— Наверное, «Мэнсфилд-парк». А может, и «Гордость». Только «Разум и чувства» не очень.

— Я, в общем-то, кроме «Гордости и предубеждения», ничего и не читала.

— А я подумал, что она ваша любимая писательница.

— Знаю, знаю. Но я вообще ужасно мало читаю. Трое детей. Работа.

— Трое детей? — У него округлились глаза.

— В смысле?

— Нет, я просто впечатлен. Для матери троих детей вы кажетесь слишком молодой.

— Наверное. Хотя я не такая уж и молодая. Ну да ладно. Простите, что отвлекаю вас от чтения.

— Да что вы, ерунда, если честно, я только рад поговорить. В офисе же никто ни с кем не разговаривал. Заметили? Особенно меня это удивляло, когда я только начал там работать. Все думал, может, в газете есть какое-то тайное общество, или от меня как-нибудь ужасно пахнет, или что еще. Все время мертвая тишина стояла.

— Да, все так.

— Чувствуешь себя так, будто все вокруг тебя ненавидят.

— Да, я все время именно это и ощущаю. — Коллеги Эбби никогда ее даже по имени не называют, придумали какую-то Бухгалтерию. Эта кличка ее бесит. Они просто не в состоянии принять тот факт, что она, молодая женщина, находится выше них в пищевой цепи. Но именно благодаря ей у них есть работа. А они, прославленные стенографисты, только и делают, что разглагольствуют о прерогативах прессы, словно газета — нечто большее, чем просто бизнес. Замечательно, только давайте поговорим об этом после того, как сделаем газету прибыльной. Самый напыщенный из них, этот невыносимый Герман Коэн, постоянно шлет ей статьи типа «Крохоборство в СМИ до добра не доводит». Как будто именно она роет газете могилу. А ведь это он не дал им создать собственный сайт. Мыслимо ли?! Сегодня, в наше время, не иметь страницы в интернете! Но те, кто зовет ее Бухгалтерией, о таких вещах не думают. Как и о том, сколько денег газета теряет, когда они не сдают выпуск вовремя (этой осенью они уже лишились сорока трех тысяч евро именно по этой причине). Или сколько сил она отдала борьбе против сокращения штата. (Она уговорила совет директоров ограничиться девятью жертвами вместо шестнадцати, и из самой редакции уволили всего одного человека.) Если бы не она, они все через месяц оказались бы на улице. И они льют на нее помои.