Балтийская рапсодия - Александр Харников

– Знаешь, Джонни, я б убежал, но мой контракт, как и твой, подписан на три года. Да и куда я уйду? Деньги-то я матери посылаю…

Его мать, в отличие от моей, не опустилась до позорной работы «моряцкой жены». Она торговала устрицами на улицах Лондона. Это была еда бедняков.

Да и убежать с военного корабля было не так-то просто. Там же, во Франции, другой юнга, Ленни с «Бульдога», попытался было сбежать и добраться до Англии. Но французские жандармы, патрулировавшие места стоянки наших кораблей, поймали его и привели на корабль уже избитого. Что с ним потом было на самом «Бульдоге», он не рассказывал, да и увидел я его впервые с тех пор только здесь, на Аландах – вон он идет, хромает. Лицо все в синяках, а спина покрыта полосами от ударов семихвостой кошкой…

У нас на «Бленхайме», к счастью, содомиты не водились, но жизнь медом тоже не казалась. И у меня была одна надежда – через полтора года, когда мне исполнится тринадцать, стать «ландсманом» – низшей матросской категорией, но все-таки матросом. И денег станут чуть больше платить, и работа будет не столь грязной, и у команды появятся новые мальчики для битья…

Про русских нам рассказывали, что они настоящие исчадия ада. И когда они меня нашли на «Бленхайме», я ожидал всего, чего угодно – от жутких побоев до рабства в холодной и ужасной Сайбирии, про которую рассказывали такое… Якобы там вообще нет лета, все время идет снег, вода мгновенно превращается в лед. Каторжники там трудятся с утра до вечера без выходных, до тех пор пока не умрут от голода и болезней, или пока их не сожрут дикие местные племена, или белые медведи, коих там множество.

Но первое, что сделали русские – сунули каждому из нас по бутерброду с вкусным паштетом и по кружке чая, а потом привели в какое-то здание. Здесь у нас забрали все личные вещи – записав, что кому принадлежит, и велели раздеться догола – тут я, скажу честно, испугался, вспомнив про Барри и боцмана на «Беллайле».

Но ничего плохого с нами не сделали. Сперва нам принесли ведра с теплой водой и дали по куску мыла. Старший – огромный русский, одетый в странный пятнистый мундир, велел нам как следует вымыться. Мама мне часто говорила, что мыться нужно как можно реже, потому что это вредно для кожи, но вода была такой приятной, что мне это даже понравилось.

Не успели мы прийти в себя, как пришли русские в странных халатах салатного цвета – я потом узнал, что это были врачи – и осмотрели нас всех. Ленни, Барри и пару других они сразу же увели, а мне сказали, что синяки у меня пройдут, а вот со вшами надо разобраться. Я удивился – куда же без них на корабле-то? – но русские постригли меня наголо, помазали чем-то мои синяки, после чего выдали чистую одежду, размером, увы, чуть больше, чем надо («твоего размера у нас нет», – сказал с улыбкой русский доктор). Меня отвели в другую комнату, где за столом уже сидели другие юнги. Все они были наголо пострижены – у всех, похоже, нашли вшей, что было совсем неудивительно.

Нам вдруг принесли необыкновенно вкусное жареное мясо – не солонину, которая давно уже всем осточертела – с картофелем и овощным гарниром, а потом снова чай и сладкое! Я давно так не наедался, даже тогда, когда был жив мой отец и в доме водились деньги. Конечно, вполне могло быть, что они нас закармливают для каких-то им одним известных целей. Но я подумал – то, что нам рассказывали про русских, скорее всего, было враньем от начала и до конца. Но все же нам очень хотелось узнать, что же с нами будет потом. И когда вошел русский в военной форме, как я понял, офицер, и спросил на неплохом английском про наше самочувствие, я вдруг неожиданно для самого себя выпалил:

– Господин русский, а что с нами дальше будет?

Другие юнги на меня сразу зашикали, а офицер усмехнулся и ответил:

– Ребята, вы слишком молоды, чтобы быть военнопленными. Вы все свободны. Кто хочет, может пока оставаться здесь. Или, если хотите, мы отвезем вас в нейтральный порт и дадим денег на дорогу домой.

Тут я вдруг понял – мне ужасно не хочется возвращаться в Англию! Не хочется, и все! Вернусь, а меня тут же отправят на другой корабль, где снова будут бить и унижать, а то и похуже что. Лучше уж найти другую работу – может, пойти к кому-нибудь в услужение, например… Например, к этому офицеру. Придумаю потом, как матери деньги передавать. И я взмолился:

– Господин русский, оставьте меня здесь! Не хочу я в Англию!

Как ни странно, меня поддержали все юнги, сидевшие за столом. Тот удивленно посмотрел на нас и сказал:

– Ладно, ребята. Посмотрим, что сможем для вас сделать. А пока лечитесь, ждите, когда пройдут ваши синяки и заживут переломы. Да и подкормить вас следует, а то смотреть жалко – кожа да кости. Я поговорю о вас с командующим эскадрой…

Вечером мы все, кроме Ленни, которого отправили в русскую больницу, лежали на деревянных топчанах – но зато на простынях и под чистыми одеялами. Я спросил у Барри, как он себя чувствует. И тут, впервые с Ливерпуля, я увидел, как мой друг улыбается.

– Ты знаешь, Джонни, мне кажется, что мы попали из ада в рай.

Как там у Грибоедова: «Шел в комнату, попал в другую». Это я о тех чудесах, которые происходили с нами два дня назад. Шли мы тихо-спокойно на БПК «Королеве» в Венесуэлу, где я должен был продемонстрировать местным воякам все преимущества казанского вертолета «Ансат», как вдруг – бац! – и мы оказываемся в прошлом, в XIX веке, в самом эпицентре войны на Балтике.

Про Крымскую войну я читал еще в школе, и кое-что из того, что было написано в учебнике по истории, все еще помню. Правда, там все больше про оборону Севастополя рассказывали, а вот о том, что и на Балтике повоевать пришлось, я не знал. Но ничего, за это время с нами провели занятия, рассказали, как тут все было и что нам надо сделать, чтобы здесь не произошло как тогда. Повоевать с этими наглыми франко-британцами я был не против – не фиг им у наших берегов шляться. А их главный – адмирал Непир, так тот вообще возьми и брякни во время прощального банкета в Лондоне перед отплытием, дескать, позавтракаю в Кронштадте, а обедать буду в Петербурге, в Зимнем. Похоже, что адмирал изрядно перебрал виски, когда нес такую околесицу.

Впрочем, наши ребята испортили этому британцу аппетит – частью перетопили корабли его эскадры, частью пленили. Адмирал так расстроился, что пустил себе пулю в лоб. Так ему и надо – нечего делить шкуру неубитого медведя.

Пока наши моряки и морпехи британцам салазки загибали, я с техниками из казанского вертолетного завода делом занимался – «птичку» нашу осторожно выгрузили на берег, и мы стали готовить ее к полету. Техники – Наиль и Сергей – были ребятами опытными. Ведь вертолет мы должны были демонстрировать венесуэльцам, и любая поломка – это гол в наши ворота.

Через день машина была готова к употреблению. И тут меня вызывают к капитану 1-го ранга Кольцову. Он у нас сейчас самый главный. Выше его начальства нет. У нас тут целая эскадра собралась – и учебный корабль «Смольный», и погранец, и танкер с контейнеровозом прибились. Словом, настоящий Ноев ковчег.