Князь Изгой - Яр Серебров

рабочих вовсю учувствовала в этом празднике жизни. Отпустил, всё равно бы не удержал.

В полдень, привели «старца» с рогами. Его сопровождали наряженные медведи. По-другому их называли — комы, отчего и пошло второе название праздника, ибо ком всё ещё олицетворял Велеса, точнее был его первым помощником. Окручники в масках танцевали «медвежьи» танцы, в которых женщинам строго настрого было запрещено участвовать. У баб же другая задача, они пекут комы, особые круглые хлебцы из разных сортов муки. Не просто пекли, они на них чего-то наговаривал и мужикам те наговоры слушать нельзя категорически. Сам же подслушал малость, интересно всё же. Нисколько не ради попирания старины, исключительно для научного кругозору.

Выпечку для Велеса ближе к вечеру женатые мужчины отнесли в лес. Там, на больших пнях они накрыли «столы», чтобы медведь, мог выйти из леса и полакомиться. Не исключаю, что и приходил, они как раз в это время из берлоги вылезают. Примут они благосклонно дары, значит целый год не будут губить скотину и разрушать пасеки. Поговорка: «Первый блин комом» тут звучала иначе, «Первый блин — комам», то есть медведям.

Комы давно поставили на столы, но прежде, чем мужики вернутся из леса никто к ним не притрагивался. Да вы что! Святотатство и оскорбление лесного «хозяина». Круглые и румяные «булки-блины» в том числе символизировали весеннее солнце, проснувшееся после зимы. Смазывание поверхности блина маслом имеет чисто ритуальное значение, так селяне задабривали солнышко и просили блага, да хорошего урожая, а маслицо то не простое, волосиное или господское. Шептали, будто в соседней Лозовке жертвенным маслом, те мажут бороду идолу Волоса, что стоит где-то в глубине чащобы. Нисколько не сомневаюсь, что житель Лозовки тоже самое говорят про Ивань, вот такое ныне христианство на селе, и нашим, и вашим.

Принялись будить «кома» от спячки. Демьяна из столярного цеха нарядили в медвежью шкуру и поместили в снежную берлогу, детский домик из снеговых блоков. Он притворялся спящим, а селяне водили вокруг хороводы и пели песни. Пробуждение хозяина начиналось после того, как присутствующие начинали бросать в него снежки. Но прежде, на Демьяна залезла младшая дочка деревенского старосты и начла прыгать на нём как на матрасе. «Медведь» принялся изображать недовольство и тогда она вырывала из шкуры клок шерсти и убежала… К сожалению, не досмотрел окончание обряда. Много слишком лишних людей, от городка не отхожу почти. Вроде бы как медведь её должен догнать и «задушить».

У детей, свои погремушки, они ведут ритуальную лошадь с седоком. Лошадь изображали два парня покрепче. Передний держит на двузубых вилах голову, сделанную из соломы. Голова, как и вся лошадь, обтягивались тряпками, так что зрители видели только ноги. На плечи первого взобрался мальчик, и «лошадь» отправилась бродить по Ивани с прыжками, да с гарцеваньем. Посмеялся от души.

Внёс и я в праздник малую лепту: в бронзовых сковородках особой формы пекли квадратные, круглые и в форме солнышка «немецкие» блины. В фигурных формах козюли-оладушки. В прикуску масло, сметана, мёд на любой вкус. Угощали ухой из большого котла, забили бычка и жарили рыбу и мясо на гриле. «Добрый Прохор» выставил крепкие столы и скамьи, подарил деревне короб овса да масло. Привез из города гусляров, детишкам раздарил медовых ковриг и деревянных санок. Короче, выступил добрым дедом морозом для всей деревни, ибо маленько денежка пошла. Продали проволоки бронзовой, да шесть окон. Ко всему сладили столб, намазанный жиром, где повесил в качестве приза сапоги, а также, по моей подсказке, сбили большие качели сразу на три человека. Может быть, в городе такое и было, но не в деревне точно, бедноваты они для такого. Кушали так, что за ушами трещало, и вовсе не потому, что голодные. Ведь никто не хотел, чтобы его предки в праздник оставались голодными, поэтому и ели как никогда старательно.

После пира настало время массовых гуляний: водили хороводы время от времени поливая друг друга талой водой. Как и в Купальскую ночь, на Масленицу парни и девушки искали себе пару. Чтобы в толпе гуляющих свободная молодежь могла друг друга узнать, на руку повязывали ленту или шнурок.

Ночью ходили по дворам, просили друг у друга прощение за обиды, чтобы не тащить в новый год склоки и печали. Примирившиеся селяне низко кланялись друг другу, извиняясь за проступки и затем многократно целовались. Пришлось и мне в этом действе поучаствовать, ибо жители Ивани были растроганы подношениями и чувствовали себя не в своей тарелке. Вроде волхвует Прохор каждый день, а вреда нет деревни. Разрыв шабона. Да ещё со всеми ними нормально здоровается, хотя точно знает, что за глаза говорят.

На утро следующего дня парни устроили штурм снежной крепости, а ту защищали красны-девицы. Первому, кто прорывал оборону, приз — он мог перецеловать всех защитниц! Праздник продолжался и в следующие дни, да вот только здесь масленицу и не сжигали: выносили из дома всякий хлам, пучки старой соломы, лапти, поношенную одежду, накопившуюся за зиму, и сложив во дворе поджигали. В костёр бросали зерно и корм для живности, немного душистых трав.

Знаю я этот обряд, называется «греть покойников». Считаются, что умершие предки в этот день встают из могил и приходят греться к костру. Родственники, взявшись за руки, кружатся в хороводе вокруг костра и поют молитвы-заговоры. Обряд сакральный, но кое-что расслышал: «Ты, ярь-трава, ты серенький дымок, несись на небо, поклонись мому роду, расскажи тем, как все мы живём». Оставшуюся золу не выбрасывали. Деян сказывает, весной ту будут сыпать для хорошего урожая, да пригласят священника, которого будут катать по полю. Чем больше в лес, тем толще партизаны. Малость охреневаю от местных реалий. Непременно хочу увидеть своими глазами, как того катать будут.

Начались кулачные бои, а мне хоть разорвись и обряды хочу посмотреть и бои, и работать надо. Нет, само-собой ввёл сокращенный рабочий день, да только всё равно следить надо. Отец Лаврентий сызнова приходил. Грозился отлучать от церкви участвующих в кулачных боях и боях кольями, а убитых не отпевать. Поговорили с ним, показал почти законченные сани, после чего тот впал в натуральную прострацию и оставил народ в покое. По мне, его проповеди для народа можно описать ёмко: «а Васька слушает, да ест». Покивали, постояли с важными лицами, перекрестились, а пять минут спустя развернулись и забыли. И это в деревне в пяти километрах от церкви, а что в глубинке творится?

Вопрос этот, про бои кулачные, изучал в своё время. Борьба с ними началась