Вот это жизнь! - Михаил Леккор

глаза-то даже ругает! А смотри что происходит, когда меня нет в царском дворе. Ай да царь, ну и крутит!»

— Впрочем, ладно, — пожевав небольшой кусочек зайчатины, произнес дальше князь, — в любом случае, спасибо тебе. Без тебя бы я точно погиб, причем даже ранее, чем сейчас. И Даша бы погибла или, скорее, выдана бы замуж без согласия. Мыкалась бы всю оставшуюся жизнь.

— Вот потому, — подхватил Дмитрий, — из благодарности мне лечить нужен немецкий (т.е. иностранный) врач.

Александр Никитич махнул слабеющей рукой: — пусть будет так, немец так немец. А теперь носите меня в постель, — это он уже слугам, — что-то я совсем устал, отдохнуть хочу.

За ним разошлись и остальные обедающие. Сколько ж можно кушать, живот не безразмерный. Дмитрий с Дашей ушли в личные покои молодой жены, а теперь уже и новой семьи. Отец предлагал ей переехать в другой конец, в большие комнаты, но она не захотела. Вместо этого, в ее владение устроили ремонт, заново покрыли стены ярким шелком, подсоединили соседние комнаты.

Да еще появилась новая мебель, под мужчину. Прежние стулья были излишне легкие, девушку они еще устраивали, а вот Дмитрий то и дело опасался, что он рухнет. Даша это заметила, но ничего не сказала. Вместо этого настояла перед отцом, купить стулья потяжелей да попрочней, как у него в кабинете.

— Ай, ты моя красавица, — похвалил он жену, — какая работящая и прилежная. Никакая докука от тебя не укроется. Спасибо тебе, милая!

Даша за это положила свои руки на шею, потребовала строго и неукоснительно:

— Раз должен, тогда целуй. Почему я обязана просить тебя за это? Раз встретились, значит, за приветствие поцелуй.

Она бы еще поворчала, женщины умеют говорить долго и непрестанно, а, главное, без особой причины, но тут Дмитрий, как в стародавние времена, властно обнял ее в объятия и крепко поцеловал в сладкие и такие желанные губы.

— Ох! — толи пожаловалась, толи похвасталась она, — ты так умело целуешь, аж голова начинает кружится.

— Да я такой! — самонадеянно похвастался он и уже другим, более спокойным и беспокоящимся за нее тоном, спросил: — я все хочу тебя спросить, ты не хочешь быть со мною откровенной?

Даша легко, одними кончиками пальцев погладила его волосы на затылке. Пожаловалась:

— У меня муж какой-то стал туповатый. Или менее зоркий? Не видит того, что наши женщины видят уж месяц.

— Не правда, — отрекся он от ее обвинений, — я всегда был таким. Просто постоянно напрягался в твоем присутствии, боялся, что вгонишь.

— Уй ты какой! — удивилась она его хитрости. Прижалась к нему, но осторожно, словно боялась повредить что в себе драгоценно. И когда он уже окончательно уверился в том, что она беременная, призналась: — я на сносях, Митя, жду ребенка? — не выдержав, спросила: — а ты рад или не рад?

— Я? — спросил он, глупо улыбаясь, — шутишь, что ли? Моя жена носит моего ребенка и еще спрашивает меня рад ли?

Дмитрий вдруг поднял ее на руки, как-то хищно прокомментировав:

— Я теперь буду тебя каждый день носить на руках и целовать в сахарные уста. Веришь?

Она лишь счастливо заулыбалась. Муж дома, отец дома, что еще ей надо?

— А отец твой счастлив? — спросил попаданец между делом. Наверное лишь для того, чтобы сделать приятное. И не ошибся.

Даша вновь улыбнулась, переспросила: Тятя-то? Конечно, обрадовался. Счастлив был, — она вздохнула, — пока в темницу не упекли.

Она, наверное, говорили еще много, по делу и ни о чем, даже не слушая друг друга, как во внешнюю дверь постучались. Вежливо, но настойчиво. Явно, что непрошенный гость от них не отвяжется.

— Неси! — потребовала она собственнически, пояснила: — я поговорю!

Глава 26

«Ох уж эти женщины!» — проворчал Дмитрий, но все-таки понес его милую половину. Да и ворчал, надо сказать, влюблено. Женщины ведь они такие. Если хочешь жениться и быть в семье и уюте, готовься к капризам и нелогичным действиям. А что вы хотите, жена!

Они так открыли двери. А учитывая, что он — Дмитрий, князь Хилков, был обычно деловым, холодным и практичным, с взглядом, пронизывающим слуг насквозь. А она — Дарья, княгиня Хилкова, была по прагматичности и студености ничуть не слабее своего супруга.

Видеть их радостными, веселыми и безрассудно-добрыми было для служанки Таньши, а это была она, очень неожиданно. Она даже замерла и какое-то время стояла, как соляной столп. Дмитрий даже вынужден выпустить на лицо грозную маску, которую он носил в повседневности.

Таньша, наконец, ойкнула, и скороговоркой произнесла:

— Боярина, молодой боярин, там немец какой-то стоит, сам ни бэ, ни мэ, да еще говорит чего-то по своему, бр-р!

Дмитрий аккуратно отпустил Дашу на ноги. Они, разумеется, молодая семейная пара, но превращаться в любовных дураков лично он не собирался. Велел ей:

— Скажи Прохору (слуга на входе), чтобы врача пока поднял в кабинет князя Александра Никитича. Да не перепутай там ничего!

Таньша — молодая сенная девушка Даши — несколько лет назад была взята из деревни. Повзрослевшая Даша очень нуждалась в служанке и его отец действовал как барин при крепостном праве — перевел из небольшой деревни в столицу, не спрашивая ни ее саму, ни ее родителей. Здесь в свою очередь ее пообтесали, но чуть-чуть.

В итоге, с точки зрения Дмитрия, девка она была хорошая, с красивым лицом и привлекательной для мужчин, по крайней мере, для слуг, фигурой. Но при этом она была откровенной дура — дурой. Сделает еще чего, а немецкий врач — это был почти дворянин — обидется еще, уйдет, не долечив. А еще пожалуется царю (и такое бывало!).

Поспешил в кабинет к пришедшему медику, если он будет. Немец не подвел, Таньша оказалась не совсем глупышка, скромно сидел на краю стола, как Дмитрий в первые визиты, ел, нет, даже жрал пироги, запивая их малиновым квасом.

Попаданец хотя и сам настоял на этом враче, отнюдь не был в нем уверен. Западная наука была относительно хороша, для своего времени, конечно. Но вот оный конкретный немец пока еще не был врачом. Попаданец ведь неоднократно знал из истории XVIII века, как малограмотные европейцы почему-то считали себя в России специалистами экстра класса. Мол, варваром и это сойдет.

Поговорили. Немец, услышав свой язык, приободрился. Он