Последняя крепость - Юрий Никитин

Неарх воскликнул с удивленной радостью:

– Так это же великолепно!

– Почему?

– Этим подтачивается последний оплот иудейскогосопротивления!

Гургис помолчал, а когда заговорил, в тихом голосе звучалисомнение и тревога:

– Они изучают так, словно ищут бреши… Нет, это я ужеговорю глупости. Скорее, они пытаются понять и овладеть греческими орудиямиутонченного анализа, чтобы снова приступить к своей Торе. Заново. Зачем? Повсей логике, у них единственный шанс выжить – это суметь каким-то образомприспособить Моисеево учение к изменившейся жизни. К жизни в окружении намногоболее высокой, утонченной и такой привлекательной культуры.

Они замолчали, каждый думая об одном и том же. Три дня томусостоялся праздник в честь Деметры, богини плодородия, праздник вышел далеко запределы эллинизированных кварталов, и жители истинной веры, как они себяназывали, готовы были с голыми руками отыскать женщин, осквернивших иудейскуюземлю, и разорвать их на месте.

Хотя сам праздник иудеи более-менее стерпели, но в концебыли отобраны девственницы, которые должны были участвовать в женскихмистериях, на которые не допускают ни мужчин, ни даже остальных женщин. И хотявсе происходило ночью, однако светила полная луна, и многие видели обнаженныхдевушек, легких и прекрасных, что мчались под звездным небом, похожих насказочных существ, захлебываясь от невероятного ощущения свободы и единения сбогами…

Если те из мужчин, которые заменили свою веру эллинскимвосприятием мира, смотрели с удовольствием и откровенно любовались, торевнители старой веры всю ночь вопили и потрясали кулаками, разжигая себя исобравшихся все больше и больше. Утром к зданию городского совета явиласьразъяренная толпа и потребовала выдать им распутниц на растерзание.

Начальник гарнизона тут же вывел отряд гоплитов, вооруженныхдлинными копьями, твердо и в зловещем молчании вытеснили толпу за границугорода. После чего греческий военачальник пообещал, что имеет право поступить сними, как с бунтовщиками. Однако власть эллинов намного мягче, чем иудейская, ион ограничивается лишь мягким советом так больше не делать. Каждый свободенделать то, что хочет, но не имеет права навязывать это другим.

Мататьягу чувствовал на спине взгляды двух греков, чтокогда-то были иудеями, старался держаться прямо, хотя тяжелая работа и годыстарательно гнули ему хребет.

Горячая кровь волнами ходила по телу и, не находя выхода,больно била в череп, грозя разломать там плотину, хотя с виду он старалсядержаться спокойно и бесстрастно, все-таки он приехал продать сыр, что-токупить из одежды и вернуться в свой привычный мир.

Греки хвастаются своей историей, но евреи свой путьпрокладывали неприметно и с большим опозданием. У них не было ни каменного, нибронзового века. У них не было и века железного. Тысячу лет кочевали внутри ивовне больших цивилизаций, окружавших их. У них не было ни зданий, ни городов,ни армии. Не было даже оружия. Все их богатство составляли те идеи, которыесейчас так беспощадно вытесняет проклятая эллинизация, яркая и зовущая снаружии гнилая внутри.

Но как это объяснить соотечественникам? Как уберечь отсладкой отравы?

Город медленно плавится в тягучем зное, перегретый воздухдрожит и колеблется, искажая очертания домов и деревьев, сейчас покрытых пылью,полумертвых. Небо стало серым и мутным, словно тухлая вода, а вымощенная камнемдорога покрылась таким слоем пыли, словно город заброшен много лет.

Он услышал стук копыт на улице, но это проползла усталая ипотная лошадь, волоча двуколку, на которой скорчился человек, накрывшись, каксаваном, куском белого полотна. Еще далеко впереди кто-то перебежал торопливоулицу, а так все попрятались в тени домов, под сенью деревьев, в прохладупортиков и колонн.

Лишь ближе к городскому рынку начали появляться люди. Онвздохнул с облегчением, на самой площади людно, стоит привычный гвалт, торговляидет при любой погоде, деловые люди не любят терять прибыль.

Он продал головки сыра непривычно быстро, от злости наогречившихся соотечественников даже не торговался, так же быстро купилнеобходимое для жизни в деревне, чего не сделаешь там, на месте, тут же началсобираться в обратный путь.

– Переночуй, – предложил ему старый торговецАшкенай, с которым Мататьягу уже много лет имел дело, – за постой ничегоне возьму по старой дружбе.

– Тебя как зовут? – спросил Мататьягу.

– Диомед…

Мататьягу удержался, чтобы не плюнуть ему под ноги, но налице отразилось нечто, торговец сказал торопливо:

– Да знаешь, как-то удобнее с этими именами. И вообще…греческий язык богаче, в нем больше слов для торгового человека.

Мататьяну прорычал:

– Так бери эти слова! Бери!.. И делай их нашими. А ты…ты сам становишься греком!

Он быстро взнуздал ослика, загрузил тележку. Ашкенай сказалвдогонку:

– Стоит ли ехать на ночь глядя?.. Еще волки нападут.

– Все, что Господь делает, – ответил Мататьягусурово, – он делает к лучшему.

Оба помолчали, разом вспомнили притчу о мудреце Акиву,который путешествовал на ослике, проповедуя истину. С ним был только петух,который будил его для утренней молитвы, а кормили и поили мудреца в техселениях, где он останавливался на ночь.

Но однажды в одном селении его слушать не стали и грубовытолкали прочь. Он вздохнул и сказал: «Все, что Господь делает, делает клучшему», пустился в ночь, а там на обочине дороги близ селения и заночевал,разжегши факел и пустив ослика щипать травку. Но подул холодный ветер, факелзатрепетал и погас. Мудрец вздохнул и сказал: «Все, что Бог делает, делает клучшему». Затем в ночи послышался львиный рык и предсмертный вскрик ослика.Мудрец прошептал: «Все, что Господь делает, делает к лучшему». А чуть позжевсполошенно вскрикнул петух, зашелестела трава, и мудрец успел увидеть впроблеске между тучами, что лиса утаскивает петуха.

Он пробормотал «Все, что Господь делает, все – к лучшему»,лег спать. Сквозь сон слышал, как неподалеку топали тысячи подкованных сапог,но лишь утром, когда проснулся, увидел вдали сожженное село, откуда егоизгнали, ни души, все убиты. И понял, что, останься он в селе или заночуй уобочины, где его выдал бы свет факела, крик осла или кукареканье, – егоубили бы, как и остальных. Никто не должен видеть, куда направляются войска.

Так что в самом деле все, что делает Бог, он делает клучшему, нужно только это замечать.

Мататьягу коротко взглянул на торговца, тот морщится, но неспорит из деликатности и нежелания терять постоянного клиента. Осликнетерпеливо переступил копытцами, Мататьягу сделал короткий жест прощания ивывел тележку с осликом на улицу.

Багровый диск огромного солнца медленно сползает кгоризонту, темные тени побежали по накаленной земле. Вершины гор вспыхнулизолотым огнем, темные деревья затихли, ветви перестали двигаться, даже листьязастыли, словно впали в глубокий сон.