Изгой - Евгений Щепетнов

Селма ухмыльнулась и прикрыв глаза откинулась на подушки. Все, что не делают боги — все к лучшему. Теперь у нее на руках пергамент с расторжением брака и она свободна делать с мужчинами все, что захочет. И это хорошо! Говорят моряки народ грубый, но любвеобильный, и знают, как ублажить женщину…

* * *

Кендал проводил небольшой караван взглядом стоя у открытых ворот. Последним шел управляющий поместьем — Кенда вчера дал ему по роже, потому у того под глазом красовался огромный, налитый синим кровоподтек. Дал за то, что тот не рассказал хозяину о развлечениях госпожи. А потом пожалел, что дал по роже, когда управляющий с достоинством пояснил, что лучше было бы им с хозяйкой разобраться между собой, а не предъявлять претензии подчиненному. Он вот, лично, считал, что хозяин все знает, и намеренно смотрит на происходящее сквозь пальцы. И вообще — как мог противоречить хозяйке, которую он, хозяин, боготворит не меньше чем нашего Создателя? И что было бы с ним и другими слугами, если бы управляющий стал на хозяйку напраслину возводить? Долго они продержались бы в имении? А то и в жизни?

Но Кендал все равно отправил управляющего вслед за бывшей женой. Пусть с ней едет, или увольняется. Так тому и сказал. Оставил в поместье самый минимум слуг — чисто для поддержания здания в приличном состоянии, и для того, чтобы не зарос сад, а всех остальных отправил вон из дома. Кого на улицу, кого следом за хозяйкой. И всех рабов — тоже за ней. Пусть дерут ее как хотят, облизывают как хотят — теперь это его не касается. И он не хочет, глядя на какого-нибудь раба думать о том, что возможно прошлой ночью тот кувыркался в постели с его женой. То же самое касается и женщин — за исключением старых и совсем уж уродливых. Впрочем — таких в поместье не водилось. Покупкой рабов ведала Селма и она подбирала самых дорогих. Для себя готовила…сучка!

Да, он был в ярости. В холодной, тяжелой, как могильная плита — ярости. Под этой плитой он и похоронил свою любовь.

Простился только с сыновьями, надеясь, что женушка не успела заразить их своими идеями распущенности и вольнодумства. Но что он мог поделать? Оставлять их в городе на самом деле было равно их убийству. Во-первых степняки, а во-вторых, и самое главное — теперь он пойдет за Альгиса, за Конто, против самого Императора, и прекрасно осознавал, что шансы победить у них с Альгисом склоняются к нолю. Если не случится какого-нибудь чуда. Так что фактически он уже покойник.

Честно сказать, в глубине души он испытал что-то вроде облегчения. Хорошо, что все случилось именно так. Больше всего на свете он любил свою жену, больше всего на свете он боялся именно за нее. А теперь, когда ее в его жизни нет, когда его ничего не связывает в этом мире — Кендал сделался гораздо сильнее. Одиннадцать лет счастья — они чего-то да стоят. Он отдал все деньги, что у него были — жене. Вернее — детям. Она не сможет потратить ту часть, что принадлежит детям. Он успел об этом позаботиться. Хороший юрист-крючкотвор, связи в магистрате, хорошая взятка — и ты за один день сделаешь столько, сколько другой не сделал бы и за год. Главное — хотеть этого.

Ночью она пыталась его соблазнить, пришла в его комнату, разговаривала, пыталась ласкать. Но он не мог. Ничего не мог. Для него жена превратилась в статую — неживую, хотя и говорящую. В зомби. А разве с зомби можно заниматься сексом? И когда она говорила с ним, у него перед глазами сразу же вставала могучая темная спина играющая мускулами и покрытая каплями пота, крепкий мускулистый зад и руки, которые насаживали его любимую на огромный член, как птичку на вертел для жарки. И запах мускуса, и стоны, и эта животная страсть самки, которая раньше его заводила, а теперь вызывала только отвращение. Наверное, надо было убить этого раба. Только что бы это дало? Разбей искусственный член — это что-то изменит? Глупо…

В поместье осталось всего несколько человек — сторожа, садовник, и… в общем-то, всё. Вся челядь выехала с женой. Он переписал на нее всех рабов, в том числе и ТОГО раба. Пусть развлекается. Теперь ему нет до этого никакого дела. Он нашел корабль, который их отвезет, оплатил его, составил необходимые документы, и…выбросил все из головы. Теперь надо жить настоящим. Сыновей он потом найдет и заберет — если останется жив. А если не выживет… ему тоже уже будет всё равно.

Переночевал в поместье, в гостевой комнате. В супружескую спальню больше не заходил. Перекусил окороком из ледника — все равно скоро пропадет, или его съедят слуги. Сюда он очень нескоро вернется. Вышел из дома ближе к обеду — сам не ожидал, что так долго проспит, видимо сказались потрясения, которые он испытал.

К паромной переправе шагал пешком — не стал оставлять себе ни одной лошади, хотя ездит Кендал великолепно. Длинные ноги несли быстро, а опытный глаз отмечал все, что попадалось под его взор. И первое, что опять же бросилось в глаза — просто-таки огромное количество наемников, и таких, что простого человек при взгляде на них взяла бы оторопь. Это были даже не наемники, а какой-то сброд, вооруженный чем попало, и выглядевший так, как если бы они только что ушли с тракта, где грабили одинокую купеческую повозку. То ли разбойники, то ли те, кто почему-то хочет походить на разбойников — они были подозрительны, и явно опасны, и Кендал подумал о том, что неплохо было бы поставить жесткий контроль на входе в городские пределы. И прекратить пускать сюда всю эту рвань и грязь.

Само собой — в этой грязной толпе, жаждущей денег, пьянки, баб и жратвы, нищей толпе, нашлись те, кого обманул скромный и совсем не опасный облик Кендала. Он всегда выглядел слегка неуклюжим со своими длинными ногами и руками, и при этом одевался очень добротно, можно даже сказать дорого. Кендал считал, что выгоднее носить одежду из хорошей, крепкой ткани, чем всякое дешевое, а значит и некрепкое полотно. Он выглядел как преуспевающий купец, у которого всегда с собой деньги на случай неожиданной сделки, и как следствие, это уже не раз приводило его к стычкам с уличными искателями удачи. К великой беде для этих самых искателей.

Это были семь человек возглавляемые огромного роста мужчиной, отрастившим длинные висячие усы. Они стояли в Красном переулке возле порта, скорее всего даже и не зная, почему этот переулок в городе назвали Красным. Он находился между двумя огромными складами, принадлежащими купеческим гильдиям — узкий, ведущий в тупик, пахнущий мочой и прочими нечистотами, переулок будто притягивал к себе всех уличных грабителей, предоставляя (как им казалось) шанс поживиться за счет тех людей, что шли по дороге в порт. Почти каждый день здесь находили трупы, а не мощеный грунт переулка за сотни лет впитал уже столько крови, что земля на этом месте давно уже должна была окаменеть, будто ее смешали с крепким строительным раствором. Только вот обычно уличные грабители выходили на промысел с наступлением тьмы, а сейчас, при свете солнца могли грабить только самые отъявленные отморозки, или же самые глупые и голодные. Что впрочем, по большому счету суть одно и то же. Голодный человек резко глупеет.

— Стоять! — оклик из переулка выбросил Кендала из его размышлений. Казалось — он вот-вот уцепит эту мысль, поймет, где может скрываться Альгис, но нет! Какой-то идиот ему мешает!