Дитя подвала - Александр Варго

– Я подумал, что… пап, кажется, дверь открылась…

– Запрись в ванной! – закричал Малышев.

– Пап…

Закончить Артур не успел, его голос растворился в каком-то шуме на том конце провода, затем он пронзительно крикнул. Спустя мгновение в трубке раздался звук треснувшей ветки, и телефон отключился.

– Арчи?! – бледнея, крикнул Сергей. Нажал на кнопку вызова, но абонент уже был вне зоны доступа.

Спотыкаясь, Малышев заспешил к выходу.

Через полчаса он был у дома, в котором два дня назад снял однокомнатную квартиру для Артура. Все время, пока его «Форд», визжа покрышками, несся по ночным улицам, Сергей не переставал поочередно названивать сыну и нанятому телохранителю. Однако телефон Артура был выключен, а Евгений попросту не брал трубку.

Выскочив из машины, Малышев уставился на коричневую «Мазду» Евгения, припаркованную неподалеку от подъезда старой трехэтажки. Мгновение помешкавшись, он метнулся к автомобилю. Наклонился, глядя на замершее тело мужчины. Голова Евгения была опущена на грудь, и Малышев, предчувствуя самое худшее, распахнул дверь.

«Твою мать».

Он осторожно приподнял голову приятеля, сразу увидев несколько дырок в шее, из которых чертили по бледной коже кровяные дорожки, заливая свитер. Судя по всему, Евгения убили совсем недавно. Опустив взор, Сергей заметил орудие убийства. Самое обыкновенное шило торчало из остывающих пальцев телохранителя.

– Сука, – проскрежетал Малышев.

«А он шутник, этот парень. Неужели он рассчитывал, что это примут за самоубийство?!» – в ярости подумал он.

Сергей аккуратно закрыл дверь, рукавом стерев отпечатки пальцев в тех местах, где мог их оставить.

– Гребаный дилетант! Я бы тебе это шило в жопу засунул, утырок!

Войдя в подъезд, он вынул из кобуры пистолет, снял его с предохранителя и, затаив дыхание, начал медленно подниматься по лестнице. Сердце дробно колотилось по ребрам, и ему казалось, что этот стук был слышен в каждой квартире. Взобравшись на третий этаж, он остановился напротив нужной двери. Цепкий взор тут же отметил россыпь темных капель у порога, которые уже успели загустеть.

Кровь. Уж ее Малышев мог ощутить даже по запаху, даже запекшуюся.

Он мягко толкнул дверь. Она оказалась незапертой, и Сергей шагнул внутрь, чувствуя, как нервы задрожали струнами. Пол тоже заляпан кровью, как и дверной косяк. Судя по всему, Артур упирался…

На негнущихся ногах Малышев прошел на кухню, проверил совместный санузел, затем с замершим сердцем заглянул в комнату.

Пусто.

На столе, прямо в центре белел клочок бумаги, и Сергей подошел ближе, плотно сжав губы.

Фото Артура. И одна глубокая царапина, рыхлой бороздой пересекающая напряженное лицо сына.

Малышев перевернул фотографию.

«Завтра пришлю тебе его руку», – было выведено неуклюжими буквами.

С каменным выражением лица Сергей сунул фото в карман.

На всякий случай он провел небольшой обыск, проверив шкафы и заглянув под кровать, однако никаких следов сына, кроме нескольких капель крови в прихожей, он не обнаружил.

«…пришлю… его руку», – мысленно повторил он и словно в ступоре вышел из квартиры.

Еще никогда в жизни ему не было так жутко.

Спустя сутки

Слепящие фары в вечернем тумане были похожи на глаза громадного хищника. Серый «Форд Фокус», километр за километром проглатывая стылую ленту дороги, размеренно направлялся в сторону вокзала.

– Ты уверен, что это правильное решение? – спросила Мария после долгого молчания. Перед этим Малышев с пугающим безразличием рассказал ей о вчерашнем происшествии.

– Все зашло слишком далеко, – ответил Сергей, выдержав паузу. – Если Артур мертв, то дальнейшие телодвижения ни к чему. Мне остается только ждать, когда придут за мной. Впервые в жизни я чувствую себя мишенью в тире.

– Но ведь ты можешь прямо сейчас отправиться к своему начальнику. Уверена, он тебя поймет, вопрос только, как преподнести информацию. А если твой сын еще жив? Судя по записи на фото, что ты мне показывал, его не собираются убивать! Сегодня тебе пришлют руку Артура, а завтра его ногу! И ты будешь спокойно на это смотреть?

– А про свою жену мне тоже следует рассказать? – мрачно усмехнулся Сергей. – Нет уж. Признаю, гаденыш переиграл меня. И даже если он меня достанет, я заберу его с собой.

Позади послышался рокот двигателей, нарастающий с каждой секундой, и вскоре мимо них с оглушительным ревом пронеслось несколько мотоциклистов. Все как один были облачены в потертые «косухи», на спинах которых пестрели нашивки с изображением оскаленной пасти какого-то гротескного хищника.

– «Северные барсы», – вслух прочитала Мария надпись под мордой животного. – Смотри, сколько доноров поехало…

Она посмотрела на Малышева.

– У меня плохое предчувствие, Сережа.

– Не начинай свое нытье, – хрипло ответил тот. – Я сыт по горло этим дерьмом, копать-хоронить.

– Мне почему-то кажется, что мы с тобой видимся в последний раз, – печально прошептала Мария. Она торопливо потерла уголки глаз, чтобы Малышев не увидел блеснувшие слезы.

– Не кипешуй, подруга, – сказал Сергей и выдавил из себя кривую улыбку. – Я еще спляшу гопака на могилах наших недругов.

Они снова умолкли. Когда впереди заискрились огоньки железнодорожного вокзала, Сергей включил поворотник и припарковался у обочины.

– Зачем ты остановился? – удивилась Мария.

Сергей открыл бардачок, вынув небольшой прямоугольный пакет.

– Теперь слушай меня внимательно. Здесь билеты до Иркутска, поезд через сорок минут. У тебя будет новый паспорт, дорогая. Отныне ты не Мария Крещенская, а Мила Шестакова. Я также сделал тебе СНИЛС и диплом о высшем образовании. Среди бумаг найдешь визитку, это мой хороший приятель, в Иркутске он поможет тебе с работой и жильем. Да, там еще немного денег. Думаю, штуки «зеленых» на первое время тебе хватит.

– Сережа, не надо…

– Не перебивай. Будешь там, пока не уляжется шумиха. Три месяца, полгода – не знаю. Обо мне на время забудь, я сам на тебя выйду.

– Мила, – протянула Мария. – Какое-то туповатое имя, не находишь? Как у коровы. Почему, к примеру, не Груня?

– Перестань.

– Ладно, извини.

Помолчав, Сергей добавил, не глядя на женщину:

– Я все-таки допускаю крайний вариант развития событий. Мы все не вечны, в конце концов. Если все же произойдет непоправимое, у меня к тебе просьба…