Ричард Длинные Руки - ландесфюрст - Гай Юлий Орловский

– Не бороться с этими жуткими соблазнами… но и не поддаваться им.

– Что? – повторил он грозно. – Это как? Ты что, не в этом греховном теле живешь? А оно будет постоянно требовать от тебя греха и порока!

– Тертуллиан, – проговорил я, заранее морщась от взрыва гнева, что обязательно последует. – Оно будет требовать, ты прав, ну и хрен с ним!.. Я даже бороться не буду с этими мелкими страстями! Это даже не страсти, а так, плотские желания. Ишь, честь им оказывать, бороться с ними! Я человек, я должен быть выше!.. Я к тому подвожу, что можно не бороться с пороком, но и не погрязать в его пучине. Просто идти мимо тех, кто предается ему, и мимо тех, кто яростно борется с ним. А вот так… ну… поимел служанку по дороге из кабинета к спальне и… довольно. Эта вот, что тебя так возмутила, всего лишь плоть, ничего больше. Низкий голос первородного Змея умолк, я не трачу силы на борьбу и занимаюсь делом. Высоким! Ты же видишь, я чист от мыслей о грехе, я рассчитываю, во сколько обойдется перевозка руды и во сколько – готовых слитков…

Он фыркнул.

– Чист? Так не бывает!

– Почему?

– Коготок увяз, – сказал он зло, – всей птичке пропасть!.. У порока такое свойство – затягивать.

Я покачал головой.

– Тертуллиан, я тебя очень уважаю, но я… гм… христианин несколько другой культуры. Другого уровня, точнее. Ты все еще впечатлен развратом Древнего Рима, когда даже императоры погрязали в гнуснейших оргиях и ничего другого в жизни не искали и не хотели!.. Но сейчас в наших душах уже не искры божественного огня, который вдохнул Господь, а пылающее пламя, разгоревшееся из тех искр! Его не загасить, понимаешь? Потому мы не боремся с похотью, мы просто не придаем ей такого большого значения, как… ну, как святые аскеты и подвижники! Она не заслуживают внимания, я имею в виду плотские наслаждения. Как уже сказал, идем мимо и дальше, в пучине не погрязаем, потому что поиметь служанку, повариху или белошвейку между делом – это не порок, как и выпить чашу вина на праздник. Порок – это когда оргии, когда пьешь не по праздникам, а каждый день и не по одной чаше… Тертуллиан, сейчас эти простенькие чувственные наслаждения интересуют меня еще меньше, чем когда мне было шестнадцать лет. Тогда – да, а теперь – нет.

Он выглядел разъяренным, но, надо отдать должное, не заорал, только вспыхнул яростным огнем, я буквально видел, как он пытается понять этот путь, что выглядит нелепым, невозможным, но именно благодаря ему я так и не стал полностью черным и слугой Тьмы, хотя другого давно бы поглотило, а еще утверждаю такое неслыханное, что в моем далеком королевстве вообще избрали этот путь…

– Что-то не складывается, – проворчал он грозно, – слишком мала вероятность удержаться на этой грани!

– Да, – признал я, – зато каков выигрыш! Либо яростно бороться с похотью и чревоугодием, как наши прославленные аскеты и подвижники, отдавая этой борьбе все силы и все время, либо снизить привлекательность греха настолько, что и грешить не очень-то и захочется. А то, что случается, это и не грех, а так… удовлетворение естественных нужд, после которых человек сразу же занимается делом и ни о каком дальнейшем разврате и не думает. И не потому не думает, что превозмогает себя, а просто чего о такой чепухе, такой мелочи думать?

Он молчал, полыхая так яростно, что вот-вот начнут плавиться камни, но я не чувствовал жара.

– И что, – прогремел он, как из быстро уходящей грозовой тучи, – такое возможно?

– Мы же люди, – напомнил я. – Чего уж такие крайности: либо предельная святость, либо предельный грех?.. И то и другое для нас гибельно, Тертуллиан. Именно потому, что мы люди. Хватит говорить намеками, скажем правду: Ева повязалась со Змеем, родила от него Каина и Авеля. Адам там и близко не стоял. Но хотя Каина после убийства брата изгнали на край света, он построил там первый город на земле, завел жен и кучу детей, а потом его правнуки и правнучки встретили потомков третьего сына Адама и Евы, уже чистого от первородного греха Сифа, и нарожали потомство… Так что в каждом из нас есть семя порочного и похотливого Змея… и чем больше с ним бороться, тем сильнее он сопротивляется!

Он уже не рычал, не гремел, яростный блеск сильно померк, я видел серьезное задумчивое лицо, наконец он проговорил с сомнением:

– Я все еще сомневаюсь, что такое возможно. Но… буду следить за тобой!

– Спасибо, Тертуллиан.

– Не благодари, – прогремел голос, снова мощный и угрожающий. – Споткнешься, первым сожгу тебя на праведном огне!

Он исчез, а я с сильно бьющимся сердцем рухнул в кресло и долго сидел с раскрытым ртом, выдыхая внутренний жар.

Тертуллиан застал меня врасплох, но я хоть и в панике, но сумел сформулировать это странное для нынешнего времени кредо, даже как-то оформил в понятную для него форму.

Но сердце колотится, потому что одно дело следовать чему-то, другое – оправдываться, когда тебе говорят, что не так свистишь, не то говоришь, слишком низко летаешь…

Все великие империи разваливались на те страны или королевства, из которых они склеивались. Так было с Персидской, с империей Македонского, Римской, Чингизовой, Османской, Священной Римской, Австро-Венгерской… Правда, там пытались сливать в единый народ или хотя бы общность совершенно разные народы с разным менталитетом и даже разными религиозными системами, но все равно, все равно…

Чем объединить? Да, дороги – это первое. Народ в армию брать отовсюду, но обязательно перемешивать, никакой клановости. И еще, конечно, единая и сильная церковь, что не делает разделения между людьми. Да, церковь – это самое надежное, что может объединить народы в единый народ.

Хотя все же пока что важнее – объединить в единое государство, где все части увидят выгоду от сотрудничества, и ни одна из провинций не будет считать, что ее объедают.

А кто так скажет… что ж, у нас есть меры против наглых и зажравшихся сепаратистов.

Геннегау разукрашен флагами, на улицах кипит жаркая и оживленная торговля. На рынках заметно много турнедцев, для них в диковинку роскошное изящество сен-маринцев, но все же все в первую очередь стараются подобрать себе доспехи и купить оружие, каждый северянин видит, что здешние оружейники на две головы выше тех, что остались в родных землях.

Я распорядился выплатить жалованье за месяц вперед, к тому же турнедцы, да и все прочие, неплохо поживились, снимая с пиратов кольца и серьги, а еще украшенные драгоценными камнями кинжалы.

Королевский дворец расцвечен цветными огнями, в масло светильников добавляют краски, и даже ночью громадное здание похоже на диковинный цветок, созданный волшебными феями и увеличенный во много-много раз.

Судя по музыке, что несется из всех окон, по десяткам экипажей во дворе и сотням на площади, я только и делаю, что пою и танцую, а еще это, фавориток, ага, уже и забыл, что у них там под платьем, почти монах, настолько серьезно служу своему делу – а мое ли оно? – государственному долгу, народу, ну да, а как же, кто бы поверил, но смех в том, что в самом деле стараюсь изо всех фибр делать жизнь народа привольнее и богаче, и вовсе не потому, что с богатых можно больше взять.