Королева мести - Джоан Швейгарт

И снова я всматривалась в лицо Сигурда, пытаясь угадать его выражение. Наши лица приблизились настолько, что я чувствовала его дыхание на своей щеке, но видеть его по-прежнему не могла. Последний раз, когда Сигурд говорил о своей любви, в словах его ощущалась неуверенность, наверняка они были лишь ответом на мои слезы и ревность. Неужели я опять вынудила его их произнести? Или, может, он снова, как утром, перепутал нежность ко мне с восторгом от золота? Что бы ни стало тому причиной, его нынешнее признание оказалось для меня полной неожиданностью. Оно лишь еще больше запутало то, что и так было запутано. Сигурд поцеловал меня, а я заставила себя думать о последствиях этого поцелуя. Пойдет ли Сигурд к Брунгильде, если он снова меня полюбил? Но он не мог меня полюбить. Я же — маленькое пугливое существо, меня нельзя любить. А если не пойдет, то что же будет дальше? В конце концов, я заключила сделку. Я отпрянула и прервала поцелуй. Но Сигурд рассмеялся и опять начал меня целовать. В его объятиях я стала такой беспомощной, что подумала: «Еще немного, еще один поцелуй, и я произнесу то, что собиралась». Из зала доносились голоса празднующих гостей. Разум мой из последних сил призывал меня покончить с сомнениями и сказать все прямо сейчас, но сердце так пело от радости и прикосновений Сигурда, оттого, что мы, наконец, одни, или почти одни, в спасительной темноте спальни, так просило подождать еще чуть-чуть… У меня еще будет время исправить последствия моей слабости… Я отвратилась от голоса разума и отдалась мужу.

Я проснулась в объятиях Сигурда, ощущая на щеке его дыхание, прикосновение его кожи. И тут же мне подумалось, что прошлое мешало моему нынешнему счастью. Поэтому я изменила прошлое. Сначала я убедила себя, что неправильно поняла подслушанный мною разговор между братьями. Их слова на самом деле были пустой болтовней досужих людей, которые не в силах справиться со своей судьбой. Касаясь пальцем губ улыбающегося во сне Сигурда, я думала о том, как тяжело моему брату, королю, осознавать, что его народ слишком слаб и малочислен, чтобы воспротивиться врагу. Как и наш отец, Гуннар оставался королем лишь формально. И словно чтобы доказать обратное тому, кто мог бы с этим поспорить, Гуннар с годами стал толст и гневлив. Но спорить было некому. У наших дверей не стояли посланцы других племен с дарами и предложениями о союзничестве. Даже наши собственные подданные обращались к Гуннару как с старшему сыну прежнего короля — преимущественно за тем, чтобы истолковать законы и вспомнить о прошлом. Неудивительно, что Гуннар увидел в сокровище Сигурда возможность изменить нашу горестную участь. Теперь я жалела его всем своим ожившим, трепещущим сердцем. Я убедила себя в том, что между словами и действиями лежит огромная пропасть, которую Гуннар и не намеревался преодолевать. Ибо если он действительно собирался действовать, то сделал бы это незамедлительно, как поступал всегда. Но он обратился за советом к Хёгни, от которого не мог ожидать ничего, кроме сопротивления такому замыслу. Гуннар лишь грезил о делах, но, распознав в своих мечтах злые помыслы, пожелал, чтобы его остановили. А теперь он получил меч войны. Все беды кончились.

К тому же я стала по-новому относиться к Брунгильде. Мысль, что она присоединится к нам, когда мы поедем в земли франков, я отложила на потом. Что же касается настоящего, я решила следующим образом: если Брунгильда и Сигурд хотят быть вместе — значит, так тому и быть. Опасность, что их связь раскроют, не даст им встречаться слишком часто. Брунгильда, в отличие от меня, еще не знает, что Гуннар не насытится ею за одну ночь, а пожелает ее вновь и вновь. И в те ночи, когда Гуннар станет заключать Брунгильду в страстные объятия, Сигурд будет принадлежать только мне. И если наступит день, когда Сигурд отвернется от меня — а я в это уже почти не верила, — то в утешение мне останутся воспоминания о моем невыразимом счастье.

И так я обманула себя. Мне это настолько хорошо удалось, что, лишь единожды обдумав эти проблемы, я к ним больше не возвращалась.

В дальнейшем я только укрепилась в своем решении. На следующее же утро после свадьбы, когда мы встретились в зале, чтобы разделить остатки праздничного стола, Брунгильда даже показалась мне довольной. Гуннар изменился так, как мог измениться мужчина. Он беспрерывно сонно улыбался. Подобно мальчику, смущавшемуся собственного счастья, он не смел поднять глаз. Его лицо горело румянцем. Неловкие движения, когда он резал мясо или преломлял хлеб, выдавали, что мысли Гуннара витали где-то вдалеке отсюда. Ел он торопливо, запихивая в рот гораздо больше еды, чем пристало, но делал это с такой детской улыбкой, что я не могла удержаться от смеха. Услышав мой смех, Брунгильда посмотрела на меня и тоже улыбнулась, будто бы говоря: «Да, я все же обрела счастье с твоим братом». Когда же мой брат закончил трапезу и, зевая, сказал, что должен еще немного отдохнуть, валькирия быстро доела свой завтрак и последовала за ним в спальню. Едва завеса за ними закрылась, до нас донесся счастливый смех Гуннара. Мать покраснела, а Хёгни усмехнулся.

— Никогда не женюсь. Как я погляжу, мужчина от этого дела становится глуп и ленив, — заметил он.

Так прошло семь дней. Становилось все холоднее, и мы со дня на день ожидали первого снега. Теперь никто не торопился вставать по утрам, выбираться из-под теплых шкур, чтобы приступить к своим обязанностям или, как это обычно делала Брунгильда, погулять по лесу. Вечерами после ужина мы собирались вокруг очага и занимались тем, чем обычно занимаются люди. Хёгни чинил инструменты и точил оружие, Сигурд мастерил новые сапожки для Гуторма. Мы с матерью разбирали шерсть, которую напряли слуги, в то время как Брунгильда праздно сидела и слушала песни Гуннара.

Однако на восьмой день все изменилось. В то утро Гуннар вышел из спальни один. Он больше не улыбался своей мальчишеской улыбкой, к которой мы все уже привыкли. Ни на кого не глядя, Гуннар схватил со стола кусок хлеба и быстро вышел во двор. Хёгни отставил в сторону свою тарелку и поспешил за братом. Спустя некоторое время появилась Брунгильда. Должно быть, она полагала, что уже полдень, потому что, увидев за столом меня, Сигурда, мать и Гуторма, сильно удивилась и тут же удалилась обратно в спальню. Мы даже не успели пригласить ее за стол.

Мы с матерью находились во дворе, ухаживая за овцами, когда Брунгильда, наконец, вышла из дома. Не глядя в нашу сторону, она направилась прямо к Сигурду, который колол дубы, и что-то сказала ему, коротко и, похоже, грубо. Когда она развернулась, чтобы пойти, как обычно, в лес, Сигурд заметил мой взгляд и улыбнулся мне. Но мне эта улыбка издалека показалась какой-то подавленной, будто то, что сказала валькирия, было ему неприятно.

Чуть позже по просьбе матери я поручила одному из слуг приготовить купальню для Гуторма. Его страшно пугал пар, идущий от раскаленных камней, и мне пришлось раздевать брата силой. Как раз, когда я держала его руку, пытаясь снять тунику через голову, а второй он бил, словно силящаяся улететь птица, мне показалась, что я услышала что-то прямо за кустарником, опоясывавшим купальню. Я отпустила Гуторма и отогнула несколько ветвей. Как раз в это время мимо них шел Сигурд. Первым моим порывом было позвать его, чтобы он помог мне справиться с Гутормом. Но тут я заметила, что он смотрит куда-то прямо перед собой, и тогда, раздвинув еще пару веток, увидела Брунгильду, находившуюся на тропе, ведущей к березовой роще. Она ждала Сигурда, стоя в единственном прорвавшемся сквозь густые ветви луче солнца. И в этом свете она, с развевающимися на ветру, бьющимися вокруг сияющего лица длинными волосами, просто поражала своей красотой. Я отпустила ветви и повернулась к купальне. Гуторм, конечно же, сбежал. На камнях лежал его плащ. Я подняла его и зарылась в него лицом, чтобы заглушить звук рыданий. Мне подумалось, что я все еще могу приблизиться к тропинке и позвать Сигурда, чтобы он помог мне с Гутормом. Брунгильда увидит нас и скроется среди деревьев. Наверняка ей не хотелось, чтобы я знала об их встрече. А потом, когда Сигурд подойдет ко мне, обрадованный тем, что мне неизвестно, куда он шел, я воскликну, что Гуторму удалось бежать. Таким образом, я лишу их возможности встретиться… По крайней мере, в этот раз. Но я слишком долго об этом думала, и к тому времени, когда я вернулась к кустарнику, Брунгильда и Сигурд уже скрылись за поворотом тропинки. В тот же момент я поняла, что воспоминания о счастье не способны заменить само счастье. Мало того, именно они теперь делали мое существование невыносимым.