Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов
Шрифт:
Интервал:
В караване, увозившем ценности Госбанка, пассажирская «Боярыня» и вооружённый буксир «Милютин» шли замыкающими — третьей парой. Две другие пары — «Суворов» с «Орлом» и «Княжна Ольга» с «Редедей» — уже скрылись в непроглядной темноте. Канонерка большевиков появилась словно ниоткуда. «Милютин» сразу переложил рули, заваливаясь в разворот. Капитан Федосьев загораживал своим судном путь к беззащитной «Боярыне», но канонерка стреляла поверх «Милютина». Рядом с «Боярыней» взлетели два шумных водяных столба. Потом, наконец, забабахали орудия «Милютина».
Горецкий выдернул заглушку из переговорной трубы.
— Чердаков, как у вас дела? — крикнул он старшему машинисту.
— Всё в порядке, — прошуршал в трубе ответ Чердакова.
В рубку сунулся старпом, он прибежал с нижнего яруса.
— Есть указания, Роман Андреевич?
— Да, Степан Степаныч. Мне нужна здесь пара матросов: чувствую, что потребуются посыльные.
Романа обстрел не пугал — слишком уж маловероятной казалась гибель от снаряда, который выпущен за версту от него, да ещё и почти вслепую. Роман вышел из рубки и встал у леерного ограждения палубы.
Большой, высокий и длинный лайнер осторожно продвигался по ночному плёсу, дикому без бакенов, как во времена скифов. Вокруг распростёрлось необитаемое и плоское пространство: широкая река с отмелями и островами, заливная пойма с меженными озёрами. Ни единого огонька до горизонта… А выше по течению гулко громыхала перестрелка двух пароходов. Слева и справа от «Боярыни» из тьмы как привидения то и дело возносились белые фонтаны: большевики не теряли надежды подбить удаляющегося противника. Один фонтан подпрыгнул так близко, что брызги упали Роману на лицо.
На палубу поднялись несколько матросов.
— Вы бы побереглись, господин капитан, — сказал кто-то из них.
— Ничего, братцы, — бодро ответил Роман.
Кромка берега на повороте осветилась — похоже, на нефтяных пристанях что-то подожгли. Красная щель во мраке напоминала кровавую царапину.
Мощный удар обрушился на «Боярыню», и Горецкого сшибло с ног. В глазах мелькнуло пламя разрыва, низкие тучи, крутящиеся в воздухе обломки гребного колеса и дымящая труба парохода… Роман лежал на палубе, будто раздавленный. В голове колотился звон. Преодолевая ошеломление, Роман попытался встать, и его сразу подхватили подбежавшие матросы.
— Вы как, Роман Андреич?.. Целы?.. — помогая, спрашивали они.
— Что случилось? — с трудом спросил Роман, отстраняя чужие руки.
— Снаряд прямо в «сияние» угодил!..
Роман качнулся в сторону рубки. Матрос опять поддержал его.
Значит, канонерка всё-таки дотянулась до «Боярыни»… Дверь в рубку перекосило, матрос еле отволок её наполовину. Под ногами хрустело стекло из разбитых окон. Штурвальный и старый лоцман смотрели на капитана недоверчиво — способен ли он соображать после контузии?
— Смотрите на фарватер! — сердито бросил им Горецкий и склонился над воронкой переговорной трубы: — Чердаков, докладывай!..
— Плохо, господин капитан! — зашевелился голос в трубе. — Правое колесо с передачи сорвало. Под машиной фундамент треснул. Котёл потёк… И вода!
— Много воды? Быстро прибывает?
— Много, выше стлани, — прошуршала труба. — И прибывает быстро.
Роман распрямился, бессмысленно глядя в тёмный провал окна.
Судя по всему, от взрыва снаряда расклепались листы обшивки. С такими повреждениями «Боярыне» на плаву не удержаться: у речных судов трюм не делился на герметичные отсеки, и большая дыра оказывалась смертельной раной. Сквозь ноющую боль в висках Роман осознал: пароход уйдёт на дно.
Нужна была хотя бы минута, чтобы освоиться с этим опустошающим пониманием. За неделю своей работы Роман не успел привязаться к пароходу и людям на борту, но укоренился в ощущении, что его карьера наладилась. А теперь всё опять к чёрту. Словно ступени подломились под ногами. Парохода ему не жаль, жаль потерянных перспектив. Ведь участие в «золотом караване» — это авторитет, который непременно был бы учтён в любой судокомпании…
Роман сердито встряхнул головой: сейчас следует подумать о деле!
Как речник, он не боялся затопления: большие пароходы не тонули безвозвратно. Глубины у рек невеликие, а пароход — собственность дорогая; хозяева поднимали свои суда, ремонтировали и вновь выпускали в рейсы. Так что речники не боролись за плавучесть парохода; по возможности, они сразу готовили судно к пребыванию под водой и, конечно, спасали пассажиров.
— Михалыч, надо на мель выбрасываться, — сказал Роман лоцману.
Старик взял бороду в кулак, размышляя.
— Нас перевалом на правый берег жмёт, — сообщил он, — однакось там яр… А с однем левым колесом налево, где Бакалдинская коса, нам быстро не вырулить. Покуда корячимся, коса ужо закончится… До Услонского песку не дотянем… Нет, господин капитан, придётся лечь на ходовую.
— Ясно, — мрачно выдохнул Горецкий и навис над переговорной трубой: — Чердаков, заливай котёл! Нижней команде эвакуироваться наверх!
Котёл надо было загасить постепенно, иначе он лопнет в воде. Потом, когда пароходу дадут вторую жизнь, котёл не придётся заменять на новый.
В рубку через перекошенную дверь протиснулся старпом, голова у него была обмотана окровавленной тряпкой.
— Роман Андреич, Малахова и Софронова убило…
Горецкий внимательно посмотрел старпому в глаза:
— Степан Степаныч, «Боярыня» обречена.
Старпом растерянно моргнул.
— Приказываю команде надеть плавательные приборы и собраться на тентовой палубе. Вахтенные пусть проверят все помещения. А вы ступайте в кладовую и убедите банковских покинуть трюм. Их груз утонет вместе с пароходом.
В трюме «Боярыни» лежали сорок ящиков с ценностями Госбанка. Их поместили в кладовку ресторана, так как в ней имелся лифт — с его помощью продукты доставляли на камбуз. Спустив ящики, лифт опечатали. В кладовке сидели два охранника с револьверами и банковский кассир. Дверь в кладовку тоже заперли и опечатали.
У лифта и у входа в кладовку дежурил караул.
— Надежды нет? — робко спросил старпом.
— Нет, — отрезал Горецкий.
За рубкой в дымовой трубе засвистело — это стравливали пар из котлов.
У Романа раскалывалась голова, но хуже было от тяжести досады. Увы, недолго он прослужил капитаном лайнера… Почему опять у него неудача?.. Кто в ней виноват? Большевики? Или изначальная несправедливость жизни?
— Покиньте рубку, — приказал Роман лоцману и штурвальному.
Лоцман закряхтел и перекрестился, а штурвальный неловко отнял руки от штурвала, словно надеялся, что дальше тот сможет управлять судном сам.
— Прости, любезный… — пробормотал он.
Романа такие сантименты раздражали. Он не верил в душу парохода. Да, у судна может быть характер и даже судьба, но вера в его душу накладывает на капитана неуместные ограничения.
Из рубки он вышел последним. Пароход уже плыл сам по себе и кренился на правый борт. Где-то вдали ворочался тихий гром и мелькали вспышки —
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!