Черный ферзь - Михаил Савеличев

– Обычный ребенок, – подтвердил Доктор, сворачивая стетоскоп. – Немного утомленный, но сон и еда все исправят. Лучше его сейчас не будить.

Сложив инструменты в чемоданчик, Доктор скрылся в доме и вскоре вынес огромный плед, которым и накрыл свернувшегося калачиком на разложенном кресле мальчугана.

– Так вы говорите, что наш четвероногий друг категорически возражал, чтобы вы вернули дитя в поселок?

Четвероногий друг к этому моменту уже вылакал целое блюдо молока, оставив после себя неопрятную лужу, поскольку хлебал жадно, и брызги летели во все стороны, а затем, не сказав ни слова, тихо исчез во тьме, отправившись, судя по всему, на охоту. Миска с консервами осталась нетронутой, что свидетельствовало о высшей степени неудовольствия огромноголовой твари.

– Да, – неохотно подтвердил Сворден Ферц. – Можно сказать и так – возражал. А можно – искренне недоумевал. Или – высказал альтернативную точку зрения.

– Вы раздражены, друг мой. И чем-то обеспокоены, – Доктор удобно расположился в плетеном кресле, скинул тапочки и протянул голые ступни к лестнице, откуда дул теплый сквозняк. – Вам тоже не мешает покушать и выспаться.

– У вас, Доктор, один рецепт для всех и на все случаи жизни? – несколько ядовито заметил Сворден Ферц.

– Душа человеческая – материя тонкая и неопределенная. Она не терпит хирургического или медикаментозного вмешательства, знаете ли… Что может прописать врач страждущему? К тому же, только в последнее время мы, кажется, приходим к пониманию, что человеческая психика даже не бинарна, как это имеет место на пренатальной стадии развития, а многократно отражена во всех, кто нас окружает. Мы, если угодно максиму, всего лишь наложение представлений мира о нас самих.

Сворден налил из самовара кипятку и принялся его шумно прихлебывать. Доктор покосился на него и усмехнулся:

– Вы знаете, друг мой, по поселку бродят самые дикие слухи о том, что из себя представляет вот этот древний агрегат?

– М-м-м… – пожевал губы Сворден Ферц. – Судя по всему – приспособление для кипячения воды?

– Вы видите здесь источник тепла? Подвод энергии? Инерционный трансмиттер потенциала шумановского резонанса?

– Хм… Действительно…

– Видите ли, друг мой, данное приспособление действительно предназначено для нагрева и кипячения воды, но исключительно за счет энергии сгорания тонко наструганного дерева и сапога.

– И сапога? – не поверил своим ушам Сворден Ферц.

– И сапога, – с удовольствием подтвердил Доктор.

Выждав почти драматическую паузу, Доктор принялся объяснять Свордену Ферцу все тонкости доведения воды ключевой до кипения исключительно за счет реакции горения стружек смоляных при усиленной вентиляции сапогом кирзовым.

– Так вот, к чему это я, – задумался Доктор, тонкими длинными пальцами разминая нижнюю челюсть, словно устав от длинной речи, произнесенной к тому же на чужом языке с преобладанием шипящих звуков и открытых слогов. – Да, к чему я веду? Если кому-то все-таки взбредет в голову, что данный агрегат представляет собой холодильную установку, для приготовления охлажденного лимонада в жаркий денек, то ничто не помешает ему набить камеру сгорания не стружками смолистыми, а сухим льдом, например.

– Самовару от этого не будет ни жарко, ни холодно, – выдал Сворден Ферц. – А вот вы, наверное, огорчитесь.

– Огорчусь, – развел руками Доктор. – Но я использую сей пример лишь в качестве метафоры. Представьте, что будет, если душу, предназначенную к горению, вдруг начнут набивать сухим льдом.

– Хм… Имеете в виду, мир начнет строить относительно вас сосем иные предположения, нежели есть на самом деле?

Доктор зачерпнул из вазочки варенья, осторожно положил в рот, пожевал, запил чаем. Делал он это неторопливо, обстоятельно, тем самым выдавая свой поистине мафусаилов век, когда чудовищное бремя опыта настолько замедляет внутренний бег времени, что составляет огромного труда подстроиться под ритм внешней жизни.

– Был в моей практике любопытный случай, – Доктор отставил чашку и откинулся на спинку стула. – Даже не то, чтобы любопытный с врачебной точки зрения, сколько, так сказать, житейской… да, житейской… Произошло это еще в мою бытность надзирающего врача-наставника в некоем санаториуме на берегу прелестного озера… Знаете, друг мой, старость – чертовски любопытное состояние души и тела. После какого-то порога все, происходящее с тобой, начинает восприниматься как дела вчерашнего дня… да, вчерашнего дня… Дело не в том, что ты сохраняешь в памяти яркий образ происходящего, вовсе нет! Старческий маразм еще никто не отменял. Успехи нашей геронтологической науки пока заключаются в том, что к последнему порогу вы приходите не руинами, а развалиной, ха-ха-ха! Но если нечто ухитрилось ускользнуть из костлявых лап небезызвестного Альцгеймера, то оно обладает, как бы поточнее выразиться, необъяснимой свежестью бытия… да, бытия…

– Что малые, что старые, – брякнул Сворден Ферц и испугался – Доктор, несмотря на благодушие, отличался исключительной обидчивостью.

Но увлеченный рассказом Доктор пропустил замечание гостя мимо ушей.

– Так вот, в бытность мою надзирающим наставником врача в том санаториуме, который, надо заметить, почти не пользовался популярностью в силу своей, так сказать, комфортабельности, ибо молодежь у нас не мыслит отдыха без глухих дебрей, гнуса и сыроедения, появилась в моей вотчине Афродита озерная… да, озерная… – Доктор мечтательно поднял глаза к потолку и потер сухие руки. – Вышла она из прозрачных озерных вод, прекрасная, как богиня. Представьте, друг мой, длинные волосы цвета вороного крыла, ослепительно белая кожа, глаза… да, глаза… – Доктор аж зажмурился. – Представили?

– Как наяву, – заверил Сворден Ферц.

– И вот эта красотка буквально нападает на меня и требует… да, представьте себе, требует самого тщательного врачебного обследования! Скажу без ложной скромности, глаз у меня на такие вещи наметанный, как никак прежде чем встать на вечную стоянку в богом забытом санаториуме ваш покорный слуга хорошенько покуролесил… тьфу, что я говорю! поколесил по городам и весям, побывал в таких переделках… да, переделках… Короче, глаз у меня наметанный, я вполне вижу, что с красоткой все в абсолютном порядке, хотя некоторые признаки легкого нервного истощения наличествуют. Но при столь тонкой нервной организации это и немудрено… да, немудрено…

– Специалистка по спрямлению чужих исторических путей? – предположил Сворден Ферц, самым внимательнейшим образом рассматривая ногти.

– Что?! – Доктор аж задохнулся от подобной нелепости. – Специалистка по спрямлению чужих исторических путей?! Друг мой, только абсолютная медицинская безграмотность извиняет вас за столь чудовищное, да, чудовищное предположение! Впрочем… – Свордену Ферцу почудилось, что Доктор из-под нависших седых бровей бросил на него подозрительный взгляд. – Откуда вам знать! Но столь же безумная идея пришла не только вам в голову… Сказать по правде, ей вообще было бы противопоказано заниматься хоть чем-то, что связано с риском для жизни. Представляться донной Анной на сцене – это, знаете ли, одно, а – доной Оканой в каком-нибудь вонючем средневековом городишке – совсем другой! – и тут Доктор хихикнул. – К тому же, насколько я информирован о брачных предпочтениях исторически спрямляемых народов, некие косметические особенности тела этой дивы категорически шли вразрез с представлениями о естественности наших разлюбезных аборигенов!