Сатана в предместье. Кошмары знаменитостей - Бертран Рассел

Томкинс и Мерроу взгромоздились на заваленные бумагами кафедры и изготовились сыпать фактами и аргументами, призванными сокрушить противную сторону.

За спиной Зеруйи Томсона сидел его сын и будущий преемник Захария. Отец воспитал Захарию в строгом соблюдении ортодоксии. Почтительный сын ни на миг не ставил под сомнение догматы «Молибденов» и не мог вообразить для себя иной судьбы, чем помощь отцу при его жизни и подхватывание его знамени после того, как смерть позовет его в более счастливые края. Несмотря на молибденовую диету, Захария был довольно тощим юнцом и в свободное время предпочитал теологии сочинение стихов. Молибден должен был делать людей мускулистыми живчиками, этот же, к его тайному стыду, был склонен к меланхолии. Сочтя «Оду к осени» Китса чрезмерно жизнерадостной, он сочинил свою «Оду к осени», начинавшуюся словами:

Нередко он корил себя за несоответствие идеалу секты – отсутствие румяной жизнерадостности. Как он ни старался, меланхолия и вялость завладевали им всегда, стоило ему покинуть суету молибденовой штаб-квартиры.

Позади Манассии Мерроу, напротив Захарии, сидела дочь Мерроу, Лия. Ее, как и Захарию, растили в строжайшей ортодоксии. Как и Захарию, готовили в преемницы отца. И, как и Захария, она с трудом приходила в то душевное состояние, которое требовалось от адепта. Бывали даже ужасные моменты, когда она не могла принудить себя к почитанию Авроры! Любую свободную от помощи отцу минуту она посвящала игре на фортепьяно. Ее любимым композитором был Мендельсон, но она отдавала должное и Шопену. Но предпочитала все же не классическую музыку, а старомодные романтические песенки вроде «Трубадура Гейли» и «Дочки айлингтонского бейлифа». Назвать ее красавицей не повернулся бы язык, зато ее лицо выражало взволнованную искренность, а в больших глазах пряталась печаль.

На заседании оба, Захария и Лия, естественно, больше интересовались противоположной стороной, нежели собственной. Бросив взгляд на Аврору Бору, Захария тут же брезгливо его отвел: уж больно велика! Лия, на мгновение встретившись глазами с Молли Б. Дин, пришла в такой ужас, что чуть не залезла под стул. Справиться с тревогой обоим помогло наблюдение друг за другом. Их глаза встретились. До этой минуты оба считали сторонников противоположной секты низменными грешниками. Страх друг перед другом поверг обоих в шок. «А ведь в этих глазах нет ни капли низости! – подумал каждый. – Угораздило же ненаглядного папашу так ошибиться! Возможно ли, чтобы противник испытывал те же чувства, что я? Вдруг наша общая человечность возобладает над различиями?» Думая так, они сверлили друг друга взглядами.

Собрание тем временем шло своим чередом, но двое молодых людей почти не замечали происходящего вокруг них.

Профессор поднялся, чтобы зачитать свою тщательно подготовленную вступительную речь; они с премьер-министром обсудили каждое ее слово, желая избежать любого намека на критику и недостаток нейтральности. Нервно откашлявшись, оратор начал:

– Боготворимые пророчицы, леди и джентльмены, все мы знаем о разногласиях на этой знаменательной встрече (со всех сторон раздались одобрительные возгласы), но есть тема, относительно которой мы, надеюсь и верю, едины. Все мы привержены поиску истины и, отыскав, поспешим ее провозгласить.

При этих его словах отовсюду закричали: «Нет-нет, только не с той стороны!» Бедняга профессор сбился, залепетал нечто нечленораздельное, но потом продолжил:

– Так или иначе, люди, к мудрости которых я питаю глубочайшее уважение, решили, что разделение на враждующие фракции в нашей великой стране крайне опасно, не менее опасно, чем в дни Войн Алой и Белой розы или прискорбного противостояния короля и парламента в семнадцатом веке, ибо, увлекшись междоусобицами, мы можем проглядеть угрозу извне. Именно поэтому мы и собрались в надежде на то, что, сохранив прежнее рвение и всю глубину религиозной убежденности, два верования смогут объединиться и дружно выковать оружие непобедимой мощи, способное отразить посягательства любого недруга на основы нашей национальной жизни.

В этом месте его опять прервали. Отовсюду закричали: «Нет ничего проще! Пусть они присоединяются к нам!» Профессор опять пролистнул несколько страниц своей речи, сочтя разумным ввиду высокого градуса обстановки побыстрее добраться до завершения.

– Не мне, – заключил он, – диктовать содержание будущего соглашения. Решать вам, ибо мы живем при демократии. Я лишь повторю, что настал решающий момент и что ваша ответственность велика, как никогда. И да благословит Бог вашу рассудительность!

Уже во время этого вступления стало ясно, что атмосфера сгущается. Необычно было и то, что повестку дня огласил не председательствующий, а полицейский комиссар. Властным тоном, совсем не как профессор, он объявил, что с каждой стороны будет по трое выступающих, каждому из которых отводится двадцать минут, и что по жребию первым слово предоставляется представителю «Молибденов». Он также предупредил, что силы полиции приведены в полную готовность и при первых признаках беспорядка очистят зал. Аудитория временно притихла и почти не прерывала первых двух докладчиков.

Это были, конечно, Томкинс и Мерроу. Каждый говорил о достоинствах и успехах своего движения, старательно избегая упоминания о соперниках. В зале кашляли, зевали, кое-кто даже уснул, не выдержав гнетущей обстановки. Казалось, все завершится непролазной скукой. Но в запасе у организаторов был фейерверк. Когда Мерроу сел, Томкинс вызвал на сцену Торни. Тот сразу показал, что не настроен ни на какое примирение.

– Леди и джентльмены, «Северные магниты», – начал он, – я глава секретной службы «Молибденов», и мне известно кое-что, чего не знаете вы, – доходы сэра Магнуса Норта! А также размеры его владений на Северо-Западной территории. Я знаю, что каждый вечер он по многу часов посвящает либо сладострастию, либо преумножению богатств на пару с так называемой святой, мисс Борой!

Эти слова привели аудиторию в оцепенение. «Магниты» считали Торни своим, «Молибденам» трудно было освоиться с его новой ролью. Пока собрание потрясенно молчало, вскочил Вагнер.

– Вас потчевали ложью, но я открою вам правду! Что вы знаете о компании «Амалгамейтед металлз»? О состоянии главного держателя ее акций? О роли молибдена в ее сделках? Я, глава секретной службы «Магнитов», дам вам удивительный ответ: состояние колоссальное; его основа – молибден; его удачливая обладательница – вдова Дин!

Когда он сел, обе стороны уже впали в крайнюю степень буйства. «Смерть сэру Магнусу, позор его мерзкой любовнице!» – неслось с одного края. «Долой жадных плутократов! В петлю Молли-убийцу!» – вопили с другого. Короткое время все вместе пытались противостоять напирающим стражникам. Но потом враждующие святоши сошлись в рукопашной и устроили кучу-малу. Полиция, сохранившая стройность рядов, очистила зал при помощи слезоточивого газа. Непрерывно чихая, тысячи изгнанных хлынули на улицу. Там, придя в себя на свежем воздухе, они разбились на дерущиеся кучки. Трещала одежда, сыпались тумаки, драчуны пинали друг друга и отдавливали друг другу ноги, отчаянно бранясь и даже допуская богохульства. Опустилась ночь, но возня продолжалась, пока святое воинство не повалилось на холодную мостовую и не уснуло, обессилев, прямо на ней.