В договор не входит - Лина Ласс

class="p1">Она в исступлении покачала головой:

– Ты не должен был пострадать. Не должен! Я сказала избавиться от неё!

Поняв, что выдала себя, девушка вскрикнула, прикусив губу. В глазах мелькнул страх.

– Ты больна, Изабель.

– Нет. Нет! Я люблю тебя! – из её глаз вновь брызнули слёзы. – И ты должен быть со мной! Она тебе не нужна, и другие не нужны. Они никогда не поймут тебя. А я… я буду рядом, буду заботиться о тебе. Только увези меня отсюда, прошу тебя.

Она цеплялась за него как за последнее спасение, тянула за футболку, пока Максим старался вывернуться из её пальцев. Близость девушки вызывала в нём только нарастающую ярость. Снова начинался этот бред, её больные фантазии о чувствах. Она взывала к ним, но сердце его молчало.

– Кто тебе помог? – сухо проговорил он.

Всхлипы постепенно смолкли, плечи её ещё подрагивали. Она с мольбой смотрела на него в надежде, что он уступит. Но никогда ни словом, ни действием Эккерт не давал ей ложную надежду.

– Он сам нашёл меня, – наконец произнесла она надтреснутым голосом. – Узнал, что я сделала в Палермо, думал, что я хотела отомстить тебе, и предложил более действенный способ. Я понимала, что он хочет моими руками расправиться с тобой, но перехитрила его.

Коварная улыбка расцвела на кукольном личике, явив настоящую личину Изабель.

– Я воспользовалась его деньгами и той информацией, что он мне дал, для того чтобы избавиться от неё, от той шлюхи, которая ошивалась рядом с тобой. Она не достойна, Максим. Ни одна из них не достойна тебя. Им нужны только твои деньги. А мне… мне нужен ты.

– Тебе не я нужен, а помощь.

– Мне можешь помочь только ты, – зашептала она в исступлении. – Я не могу спать, не могу есть. Я думаю только о тебе, каждый день, каждую ночь.

– Изабель…

– Я не смогла бы жить без тебя, – она протянула перебинтованные руки. – Я не могу жить без тебя!

– Изабель! – не выдержав рявкнул Максим.

Она тут же присмирела, покорно сев на кровати.

– Кто это был? Кто помог тебе выйти на меня?

Она покачала головой.

– Имя?

– Забери меня с собой, – прошептала она.

– Как он выглядел?

– Забери меня с собой, – повторила она.

Губы её плотно сжались и более не произнесли ни слова, какие бы вопросы он ни задавал.

Максим с трудом сдерживался, сжимая и разжимая кулаки. Она не признается. По крайней мере до тех пор, пока пребывает в одержимости. Она больна и существует в какой-то своей искажённой реальности, где путает любовь с помешательством. И да, Изабель нуждалась в спасении, но он был не в силах ей помочь.

Ему больше нечего здесь делать.

Эккерт развернулся, но прежде, чем дверь затворилась за ним, услышал её отчаянную просьбу забрать её. Она вновь и вновь повторяла её, всё громче и громче, пока привлечённые криками санитары не кинулись в её палату. Среди возни и вскриков он различил своё имя.

– Я же сказал, что ещё рано, – ожидавший его врач развёл руками.

– Приложите все усилия для того, чтобы она как можно скорее пришла в себя. Я всё оплачу. Лекарства, врачей, процедуры. Она мне нужна с трезвой головой.

– Сделаю всё от меня зависящее, но в этом деле нельзя спешить.

– Хорошо. Но глаз с неё не спускайте, – Максим подошёл к доктору вплотную. – Будете отвечать головой, если она попробует что-то с собой сделать.

Доктор заметно сглотнул, но постарался сохранить хладнокровие.

– Непременно. Мы позаботимся о ней.

Уже на улице Максим позволил себе только один взгляд в окна, где, как он думал, находилась Изабель. И почувствовал, как к ярости примешивается горечь. Та самая, что он испытывал всякий раз, когда отпускал их, своих девушек.

Глава 25

Мила

– Готова?

Я кинула в зеркало последний взгляд, оценив свой внешний вид. Перед важной встречей не хотелось, чтобы на чёрной ткани была хоть одна пылинка. Руки заметно подрагивали. Я поджимала губы и старалась успокоить дыхание. То и дело встряхивала головой в надежде, что все сомнения и тревоги посыпятся из неё.

Мне до сих пор казалось, что я вот-вот проснусь. Что происходящее окажется сном, одним из тех, которые так приятны и которые разбивают тебе сердце при пробуждении в суровую реальность.

Сейчас я стояла перед дверью, табличка на которой гласила: "Николь Маре. Шеф-редактор".

Когда две недели назад Даниэль делал мои фотографии, я даже не надеялась получить хоть какой-то ответ. Мои мысли заполняло другое… Другой.

С того вечера сообщений от Максима я больше не получала. Пару дней ещё с надеждой проверяла телефон, но затем оставила это бесполезное занятие. Только изредка спрашивала Марка, есть ли какие-то новости, но каждый раз ответ был отрицательным.

Я пробовала отвлекаться на прогулки, музеи, пыталась новыми впечатлениями избавиться от волнения в груди. Но стоило чуть забыться, как мысли возвращались.

Где он? Всё ли с ним хорошо? Нашёл ли он того, кто стоял за покушением?

Невозможность получить на эти вопросы ответы не давала мне спокойно спать, хорошо питаться и мешало в полной мере насладиться Парижем, как он того заслуживал. Я была в одном из самых красивых городов мира, но едва ли замечала дворцы, парки и маленькие мелочи, радующие глаз. Спасали только частые разговоры с братом. Мы созванивались почти каждый вечер, иногда по видеосвязи, и я часами могла слушать его рассказы о всём том новом, что он узнал за день.

Детей в санатории занимали от самого утра до вечера. На улице царило лето и про школу можно было забыть, но оздоровительные процедуры и развлечения проходили постоянно. Я никогда не видела Пашку таким одухотворённым. Он раскрылся как цветок от солнца, стоило только избавиться от давящих угрюмых стен интерната.

Я с грустью понимала, что в скором времени брату придётся вернуться обратно, но он будто совсем не думал о возвращении. Он жил моментом, наслаждался тем, что могла дать ему жизнь и, казалось, впитывал и принимал в себя то, что помогло бы ему сохранить тот же настрой и в будущем. Мне даже стало ревностно за то, что в его жизни появились новые друзья, о которых он с таким восторгом рассказывал.

– Тут есть Егор. Мама отказалась от него. Он всю жизнь прожил в детдоме, а я только четыре года, – Пашка понизил голос до шёпота, чтобы друг его не услышал. – У него ДЦП. Но он немного может ходить.

Брат замолчал, и я поняла, о чём он сейчас подумал. Мне понадобилась огромная воля, чтобы сдержать вздох.