Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943-1945 гг - Евгений Фокин

Обследуем окопы, расположенные справа и слева, простиравшиеся вдоль подножия пологой гряды. Вскоре убеждаемся — немцев нет — и сигналим своим. Мы собираемся около Ивана, закуриваем, жадно затягиваясь горькой моршанской махоркой, молчим. Теперь становится ясно — противник, по-видимому, еще вчера вечером отвел основные силы, оставив на первой линии обороны только группы прикрытия, которые и создавали видимость ее наличия, а под утро отвели и их. А теперь они отходят к заранее выбранному естественному рубежу, удобному для обороны, где и закрепятся, если мы их не собьем с ходу. Скоро на машине, стоя на подножке, подскакивает и наш капитан. Вытащив из планшетки топографическую карту и тыкая в нее пальцем, он ставит очередную задачу Неверову на разведку — выяснить, где противник.

Теперь он дружелюбно прощается с нами, и мы снова молча забираемся в полуторку, выбираемся на дорогу, а она, гремя всеми сочленениями, сердито урча, поползла в гору. А за нашей спиной уже сворачивались в походные колонны роты и батальоны, вывозилась из укрытия боевая техника. Преследование отходящего противника, хотя и с запозданием, началось.

Я уже упоминал в этой книге о Федоре Антилове, прошедшем Сталинград и Курскую дугу, перенесшем ранения и контузии, не дожившем до Победы…

Отчетливо помню эпизод нашего знакомства. Небольшого роста, широкоплечий, с вытянутым, худым и белесым лицом, льняными волосами, живой и подвижный, он встречал нас, «желторотиков», прибывших в разведроту.

Несмотря на то что за плечами Федора остался курс ЦПШ — церковно-приходской школы — и два коридора, он был по-своему талантлив. Его бесхитростные, смешные истории трогали до слез. Мы могли слушать их часами. Рассказчик Федор был отменный. Увлекшись его байками, мы порой нарушали походный строй и, стремясь не пропустить ни слова, жались к нему, забыв о тяжестях длительного перехода и ноше за спиной. Не раз он снимал с ослабевшего в походе товарища скатку или автомат и нес на себе километрами. Оказавшись в критической ситуации, Федор Антилов остался верен себе и военной присяге.

…В январе 1944 года командование дивизии решило провести разведку боем. Проведение ее планировалось в первой половине ночи.

В этот вечер, как обычно, рвались мины, стрекотали пулеметы, взлетали ракеты. Буквально на глазах погода начала портиться. Мелкий снежок неожиданно сменился снежной круговертью, да такой, что нельзя было рассмотреть вблизи человека. Однако командованию срочно требовался «язык», и разведку боем решили не отменять, а перенести на вторую половину ночи и провести без артиллерийского сопровождения. К полуночи снегопад почти прекратился, видимость улучшилась. Теперь сквозь снежную пелену на нейтральной полосе стали вырисовываться силуэты танков, подбитых еще осенью. После снегопада решили очистить траншеи и в ходе работы из-под снега извлекли автомат. По его номеру установили хозяина — солдата-казаха. В соседней роте служил его земляк, и он не раз без разрешения навещал его. Его наказывали, но, по-видимому, не строго и, пользуясь снисходительностью, и на этот раз решили — снова ушел к земляку, так как в распоряжении роты его не оказалось, и этому не придали серьезного значения.

Операция началась под утро. Стрелковая рота, усиленная взводом автоматчиков и разведчиками, поднялась из окопов и в полный рост устремилась к вражеской траншее, тянущейся вдоль невысокого увала. Среди наступающих был и Федор. Атакующую роту противник вроде бы обнаружил не сразу, и она быстро, несмотря на глубокий снег, приближалась к немецкой обороне. Но это была уловка. Осталось пройти лишь треть пути. И тут началось…

Вражеская траншея брызнула разящим свинцом. Вверх поползли и закачались на парашютиках осветительные ракеты. Спицы пулеметных трасс то протыкали предутренний рассвет, веером расходясь по фронту движения роты, но словно принюхавшись к освещенной ракетами стрелковой цепи, кололи ее зло и жестоко. Завыли мины, скрипуче пару раз рыгнул шестиствольный миномет. Элемент внезапности, на который так рассчитывало командование, был утерян. Огонь противника стал сосредоточенным и прицельным. Стрелковая цепь бросилась в пушистый снег и залегла. И, словно ища ее, прижавшуюся к родной земле, как к груди матери, пронзая легонькую пелену снега, дробно стучали вражеские пулеметы. Все вокруг выло и стонало. Время словно остановилось. Кто-то затаился, кто-то вступил в перестрелку с противником, а кто-то начал отползать к своим окопам.

Напрасно кричал, бегая вдоль цепи и размахивая пистолетом, молоденький лейтенант. Его не было слышно, а некоторые просто не хотели слушать. Многих обуял страх. — Ребята, помогите! — взмолился лейтенант, подбегая к разведчикам, уже пытавшимся остановить роту.

Вскоре пулеметная очередь хлестнула Федора по ногам выше колен. Он снопом повалился в снег. Товарищей поблизости не оказалось, стрелки отошли, и разведчик, оставляя на снегу глубокую кровавую борозду, по крохам отвоевывая пространство нейтральной полосы, пополз на руках.

Наконец все стихло. Вскоре из вражеской траншеи выползло несколько немецких солдат. Видимо, им тоже был нужен «язык». Наткнувшись на одного из наших бойцов, они поволокли его к своей траншее. Не раздумывая, Федор открыл по ним огонь. Стрелял он не торопясь, расчетливо. Бросив раненого солдата, фашисты устремились к разведчику. Происходящее заметили наши бойцы и огнем из траншеи попытались оттеснить немцев, но безрезультатно. Когда немцы вплотную приблизились к разведчику, раздался взрыв. В плен Антилов не сдался. Тело Феди удалось вынести с «нейтралки» только следующей ночью. Граната разорвала ему грудь и живот, обезобразив лицо. Он мог бы остаться в живых, тихо отлежавшись, ничем не выдавая себя, но он погиб, выручая товарища. А ларчик, по-видимому, открывался просто… При анализе неудачно проведенной операции сошлись на мнении, что немцы, воспользовавшись снежной круговертью, захватили нашего солдата-казаха, от которого, возможно, и узнали о готовящейся разведке боем.

Похоронили Федю Антилова с воинскими почестями в одной из братских могил недалеко от Кривого Рога. Потерю своего боевого товарища переживала вся рота разведчиков. Невосполнимой она была и для матери, которая ждала сына с войны в небольшом городке близ Чапаевска.

По сей день для меня святы слова: «Никто не забыт, ничто не забыто».

Память о товарищах, не вернувшихся с поля боя, защищая нашу Родину, навечно останется в моем сердце.

Жара. На блеклом небе ни облачка. В знойном мареве по степным дорогам Румынии, оставляя за собой долго не спадающие, тянущиеся до горизонта шлейфы пыли, преследуя отходящего противника, нескончаемым потоком идут и идут войска.

Они идут открыто, днем. В небе уже который день сторожка-тишина. И разве что по привычке нет-нет да и посмотрит кто из солдат на небо, нет ли там вражеских самолетов. Кажется, и нет войны, и войска, оставив позади полосатые столбы пограничья, по инерции продолжают свой давно начатый марш и никак не могут остановиться. Куда ни кинешь взгляд — кругом поля. Села почти безлюдны. Население, напуганное фашистской пропагандой, попряталось. Редко где увидишь жителя, который с опаской и любопытством смотрит на проходящие колонны. И в полях пусто. Все в основном убрано. Только и оживляют унылый, опостылевший пейзаж чахлые полосы кукурузы и подсолнуха да прямоугольники лесопосадок. Вдоль дорог спокойно, как часовые, стоят, не шелохнувшись, словно в почетном карауле, пирамидальные тополя, обильно припудренные мелкой серой пылью.