Тюрьма мертвых - Александр Райн

Ноги понесли меня в палату, где, истощенный, я рухнул на кровать и, утопив лицо в подушке, беззвучно кричал, проклиная ту ночь, тот звонок.

«Почему я не послушал тебя? Почему согласился? Я вернусь! Я все объясню! Почему ты не дождалась?»

За стенаниями я не заметил, как в комнату вошел человек. Он сел напротив меня и терпеливо дожидался окончания моей тихой истерики.

– Вы закончили? – раздался знакомый голос.

– Что? – повторил я свои мысли вслух.

«Не может быть! Да как ты посмел, ублюдок, сюда прийти?»

Я вскочил с кровати, кровь внутри меня кипела до боли в висках, я сжимал кулаки, накачивая их ненавистью из центра моей почерневшей от злости души.

– Ты! Ты! – слова не желали подбираться, они рассыпались в голове на кучу не связаных между собой букв, и теперь я издавал лишь какие-то звуки.

Сергей Иванович сидел на стуле с совершенно невозмутимым видом, будто ничего его не тревожило.

Я тараном пошел в его сторону, налитые кровью глаза чудом не вылетали из орбит. Он оценил мой настрой, закатил глаза и быстро сунул свою морщинистую руку в пальто, а через секунду достал оттуда пистолет, который направил на меня. Пришлось остановиться.

Впервые в жизни я был под прицелом. Нет, страха я не испытывал. Было гадкое чувство переживания за то, что, если он сейчас застрелит меня, я не смогу переломать ему руки и ноги. А мне сейчас этого хотелось больше, чем еще хотя бы раз увидеть Алину.

– Присядьте, Олег, нам нужно побеседовать, – сдержанно попросил меня инженер, махнув стволом в сторону койки.

Пришлось повиноваться. Я вернулся на исходную позицию спиной вперед, изображая испугавшуюся овечку. А сам думал:

«Случай представится, обязательно представится, нужно подождать».

В палате было душно до момента появления инженера. Вместе с ним сюда пришли прохлада и сырость болот, его лицо в одночасье превратило эти светлые больничные стены в унылую темницу.

– Вы большой молодец, Олег, – немного помедлив, снова заговорил старик, – смогли уйти от стражей, в неглиже прошли всю дистанцию и выжили, даже не получив обморожения. Можете гордиться собой. Такие поступки требуют колоссальной воли, великого стремления к жизни, а нам как раз такие люди нужны. Вы – достойный кандидат для достойной должности.

– Пошел ты со своими должностями! Я убью тебя, ты слышишь? Убью тебя, козлина! – процедил я сквозь зубы.

– Ваша реакция мне понятна. Вы не поверите, но я знаю, каково это – прощаться с прошлой жизнью. Каково терять то, что, как тебе всегда казалось, имеет значение, то, что любишь и чего боишься лишиться, отдать кому-то другому. Все эти вещи, вся наша социальная жизнь, стабильность, спокойствие, все это выглядит важным. И нам кажется, что это высшая степень наших стараний. Только на самом деле все это – тьфу, ерунда, воздух по сравнению с тем, что может дать вам должность в нашей организации. По сравнению с тем, какую роль в мировой истории вы можете сыграть.

– Что ты несешь?! – вскрикнул я, не выдержав бреда, который лился из его рта.

Тон инженера не менялся, он по-прежнему был спокоен и не обращал внимания на мои выпады.

– Вы можете стать частью великой, самой продолжительной в истории человечества миссии. Вы превзошли все наши ожидания, и мы готовы посвятить вас в куда более интересные вещи, о которых вы и подумать никогда не могли.

«Нужно подыграть ему, потянуть время, пока не придумаю, как вывести его из равновесия».

– Вы что, дурак? Я не собираюсь на вас работать, да я лучше сдохну от огнестрела, чем буду охранником по типу моего деда.

– Охранником? Ох, нет, что вы, я не предлагаю вам работу в охране, это не для вас. Я больше вам скажу, своей настойчивостью и отвагой вы в очередной раз убедили руководство в правильности выбора вашей семьи, чье служение нашему делу длится вот уже восемь веков.

– Что? Какие еще восемь веков? Какой, к черту, выбор семьи?

– Тихо-тихо, вы все узнаете со временем. Думаете, живые люди попадают к нам по воле случая? По-вашему, мы обзваниваем сварщиков по ночам с предложениями о работе, и тот, кто первым соглашается на подобные условия, приходит и становится нашим новым сотрудником?

Он самодовольно улыбнулся.

– А что, разве нет?

– Конечно, нет. Ни один простой человек не станет даже слушать такие предложения. Никто никогда не поедет ночью неизвестно куда, узнав лишь о том, что там платят. Вы намеренно шли на эту работу. Это ваша судьба, Олег. Вы пока об этом не знаете, но скоро сами все поймете. Вы с нашей конторой связаны кровью, кровью поколений.

Я ничего не понимал, его слова были очередной манипуляцией, он тянул время, должно быть, ждал подмогу.

«Может, если я начну кричать, эти верзилы вернутся? И тогда у меня появится шанс».

Инженер продолжал:

– Ваш дед, его дед и так далее через поколение, все они служили на благо этого мира, стояли на страже границы двух миров, живого и мертвого.

– У вас полно душ рабов, зачем вам нужны живые?

– Кто, по-вашему, строит эти тюрьмы?

– Мертвецы! Долбаные зэки-мертвецы! Я стоял с ними в одном ряду! – брызгая слюной, кричал я, но на самом деле кричала моя душа, она управляла моими эмоциями. – Эти люди… Мы там забивали чертовы сваи в землю.

– Вот именно! – с увлеченным энтузиазмом перебил меня инженер. – Сваи, стены, тоннели, но не более. Только живой человек может создать реальную преграду для отделившейся от тела души. Вы варили эти решетки и видели, какие последствия бывают для покойников, коснувшихся своей материей ограждения, созданного живым человеком. Это живые люди строят тюрьмы для мертвых. Мы стоим на страже мира людей и сохраняем баланс.

Он говорил удивительные вещи, но я по-прежнему ждал момента для атаки, продолжая слушать рассказ.

– С древних времен люди ограждали себя от злых духов, которые появлялись после смерти убийц, насильников и прочего зла. Разные народности по-разному отгоняли эту нечисть. В наших краях, например, как вы помните из сказок, дорога к кладбищам выстилалась еловыми ветками, проводились ритуалы, на дома и одеяния людей делались обереги и еще много всего, что отгоняло души подальше от живых. В других местах принимались другие меры, но все равно это были лишь временно. Души возвращались, губили живых, пытались установить свой порядок, и тогда появились первые места их заточения. Почему именно заточения? Мертвого нельзя убить. После Страшного суда на душе ставится клеймо, которое определяет, может ли душа переродиться. Или она остается неприкаянной и отпускается восвояси.

– А как же бог? Рай и ад?

– К сожалению, это лишь миф.

– То есть Страшный суд есть, а бога и дьявола нет? Но это же бред. Кто тогда организовал этот суд? Я был там, и напротив меня сидел явно не человек.