Клуб «Алиби» - Франсин Мэтьюз

— Кто-то же должен остаться во Франции. Иначе нам начнет казаться, что она всегда принадлежала Германии.

Сумасшедший Джек улыбнулся, и Жолио рассматривал чувственный изгиб его губ, говоривший о его чувстве юмора и жестокости. Поколения близкородственных связей были в ответе за эксцентричность этого человека и его острый ум.

— Знаете, я мог бы уехать в Данкирк, — сказал граф. — Или удрать от «мессершмиттов» через Ла-Манш. Я не собираюсь ждать тут немцев, чтобы они меня повесили. Но если в ближайшие несколько дней вы передумаете, дайте мне знать. Я все устрою для вас и вашей семьи.

Он протянул ему хлебницу. Жолио взял кусочек.

— Прежде всего, — сказал он, — мне нужно судно.

Сумасшедший Джек засмеялся.

— Вам и всем чертовым французам. В эту самую минуту двести тысяч ваших соотечественников ищут корабль, и я с сожалением вынужден сказать, что им не повезло.

— Мне нужно не для себя. Это для тяжелой воды, которую мы вывезли из Норвегии. Ее нужно отправить в Англию, пока Франция не пала.

Взгляд ярких голубых глаз графа встретился с его взглядом.

— Как я понял, вы провернули какую-то махинацию.

— Я отправил в Оверн канистры с обычной водой.

— Правда? — присвистнул Сумасшедший Джек. — Жолио-Кюри, вы просто гений.

5 июня: Черчилль отозвал все свои штурмовики с территории Франции, будучи убежденным, что французские воздушные базы сдадутся в любой момент. Ирен сочла подобный поступок истинно британским, L'Albion perfide[112], так как британцы отказывались направлять свои суда в Данкирк теперь, когда все английские солдаты были спасены. Сотни и тысячи бельгийцев и французов все еще оставались на берегу.

— Я ни за что не поеду в Англию, — поклялась она. — Я не позволю, чтобы моих детей воспитывали англичане.

9 июня: посол Билл Буллит отправил одного из своих оставшихся помощников в Лиссабон, чтобы достать двенадцать пулеметов для защиты посольства, уверенный, что коммунисты примутся грабить город, как только подойдут немцы.

Через час после завтрака уставший и взъерошенный Моро вернулся в Коллеж де Франс; всю ночь он провел за рулем, пробираясь навстречу толпе беженцев, направлявшихся на юг. Он приехал, чтобы помочь Жолио собраться и чтобы забрать свою жену. Он сказал, что на дорогах миллионы людей. Может быть, больше.

Он был ученым и привык оперировать точными сведениями.

Французское правительство собралось и довольно неожиданно уехало. Весь день министерства выбрасывали свое имущество из окон, кое-где поднимались столбы дыма, словно проводилось повсеместное сожжение документации. К ночи красивые каменные здания опустели, а бюрократы были уже на пути в Тур. Парижане все еще сидели в уличных кафе в наступившей темноте, заказывая напитки, если не было еды.

Ирен сняла все свои деньги из Парижского банка и хорошенько спрятала их в чемодане среди белья.

10 июня: премьер-министр Пол Рейно, уверив Франклина Рузвельта, что французы «будут сражаться на подступах к Парижу, мы будем держать оборону в одной из провинций и бороться, а если нам придется уехать, мы закрепим наши позиции в Северной Африке и будем продолжать борьбу», уехал из города тихо, как вор.

Ирен написала письмо няне своих детей, но не смогла послать его по почте в Арквест — почты опустели. Она отправила его поездом к подруге, которая жила на юге от города, собиралась в Бретань, и пообещала, что письмо будет доставлено.

Они с Жолио уже много дней не получали никаких вестей о своих детях. А немцы были уже в Бретани.

11 июня: Муссолини объявил войну Франции и Англии.

Остатки лабораторного оборудования были отправлены на юг, в Клермон-Ферран: гальванометр, ионизационная камера, спектроскоп. Жолио отправил в Оверн десять ящиков с оборудованием общей стоимостью около двухсот тысяч франков. Он был уверен, что с тем же успехом мог просто выбросить все это на помойку. Как узнать, доедет ли все это до места назначения.

Альер пришел попрощаться. Он ждал еще долго после того, как Министерство вооруженных сил покинуло Париж, надеясь, что он сможет убедить Жолио отправиться прямо в Бордо, а оттуда на корабле в Англию. Жолио ничего не сказал ему ни о предложении Сумасшедшего Джека, ни о канистрах с простой водой.

— Я освободил вашего коллегу, — сказал Альер, — из тюрьмы в Риоме.

— Почему?

Банкир отвернулся, не в силах смотреть в глаза Жолио.

— Ваш уран был доставлен во французское посольство в Марокко. Его привезла женщина, черная американка, в чемодане, полном туфель.

— Понятно. Так он в безопасности?

— Да, — Альер с трудом сглотнул. — Но у нас есть сведения… из надежных источников… что ваши исследовательские отчеты, копии которых вы сожгли, те копии, которые были отправлены в министерство, были найдены немцами.

От неожиданности у Жолио все внутри перевернулось.

— Где?

— На рельсах рядом с Шарит-сюр-Луар. Mon Dieu[113]. Они словно специально были оставлены там.

— Вы хотите сказать, что они были проданы.

Альер кивнул.

— Значит, утечка информации — ваш немецкий шпион — в министерстве, а не в моей лаборатории.

— Похоже на то.

Жолио пристально уставился в сумерки в открытую дверь лаборатории. Моро тщательно упаковывал вещи в багажник своего «Пежо», как будто чем тщательней он будет это делать, тем быстрей он сможет выбраться из Парижа.

— Завтра мы уезжаем, — сказал он.

Уже стемнело, когда они с Ирен наконец закрыли двери лаборатории. Весь день было темно: на берегах Сены горели нефтеперерабатывающие заводы. С неба сыпалась черная сажа, одевая в траурный черный цвет молодые листья каштанов. Волосы Жолио и вся поверхность его машины были в маслянистой копоти от горящей нефти. Сообщалось, что немцы всего в пятидесяти милях от города.

Моро и его жена ждали отправления их небольшой колонны. Ирен взяла из лаборатории немного золота и платины, для кого-то драгоценность, но для физика — незаменимый материал для работы. В свинцовом ящичке был упакован один грамм радия, доставшийся ей от матери. Она постоянно кашляла, маслянистая взвесь, висевшая в воздухе, оседала на ее слабых легких и застревала в горле; напряжение последних нескольких дней вымотало Ирен, и ее спокойное лицо было измучено волнением и болью. Садясь за руль «Пежо», Жолио не сказал ни слова, надеясь, что она, возможно, поспит, когда они выедут на открытую дорогу.

Он отъехал от Коллеж де Франс около трех часов дня. Латинский квартал и бульвар Сен-Жермен были пусты, оно и к лучшему. Моро старался держаться следом, так как мотор его «Пежо» был не таким мощным. Они повернули на бульвар Распайль, направляясь в Порт д'Орлеан, и тут им пришлось остановиться.