28 мгновений весны 1945 года. Иллюстрированная версия - Вячеслав Алексеевич Никонов

получить ответ от Соединенных Штатов. Советское правительство не желает порывать с Соединенными Штатами, поскольку нуждается в нашей помощи в своей программе восстановления. Поэтому мы могли бы твердо отстаивать свою точку зрения в важных вопросах, не подвергая себя серьезному риску.

Гарриман также живописал те трудности, с которыми он столкнулся на своем посту в Москве, особенно после Ялтинской конференции. Трумэн среагировал на аргументы посла совсем иначе, чем ранее Рузвельт:

– Я не боюсь русских и намерен быть жестким. Так будет правильно. В любом случае русские нуждаются в нас больше, чем мы нуждаемся в них.

Гарриман с готовностью поддержал президента:

– В Москве имеются круги, которые считают, что увеличение нашего экспорта в Россию является вопросом жизни и смерти для американского бизнеса. Это неверно, но ряд русских чиновников тем не менее убежден в таком положении дел.

– Смешно, если русские так думают, – заметил президент. – Мы намерены быть тверды и не идти ни на какие уступки в американских принципах или традициях, чтобы завоевать их расположение.

Гарриман для острастки вбросил тему возросшей угрозы советского вторжения в Европу, имея в виду уже Европу Западную:

– Мы столкнулись с варварским вторжением в Европу. Советский контроль над любой страной означает не только то, что их влияние будет иметь первостепенное значение в международных отношениях этой страны, но и то, что советская система с ее тайной полицией и отсутствием свободы слова будет преобладать. Мы должны решить, как нам следует себя вести перед лицом таких неприятных фактов. Я не считаю себя пессимистом, мы еще можем создать работоспособную основу в отношениях с русскими. Однако это потребует пересмотра нашей политики и отказа от иллюзий в том, что советское правительство начнет действовать в соответствии с принципами, которых придерживается остальной мир в международных делах. На переговорах идут на уступки, но уступки делаются с обеих сторон.

– Я понимаю это и не буду ожидать стопроцентного принятия наших предложений, – заметил президент. – Но есть ощущение, что мы могли бы получить процентов восемьдесят пять.

Затем Гарриман перешел на Польшу. Трумэн живо отреагировал:

– Сталин понял, что честное выполнение крымского решения будет означать конец поддерживаемого Советским Союзом люблинского контроля над Польшей. Важно обдумать, что мы должны делать в том случае, если Сталин отвергнет предложения, содержащиеся в совместном послании от меня и Черчилля. И что сказать Молотову здесь, в Вашингтоне.

Гарриман предложил обсудить и сценарий создания ООН без участия Советского Союза:

– Готовы ли мы продолжать реализацию плана по созданию Всемирной организации, даже если Россия откажется от участия?

Трумэн слегка задумался:

– Дело в том, что без России Всемирной организации не получится. Но я намерен вести себя твердо в отношениях с советским правительством. Просил бы вас встретиться со мной еще раз до переговоров с Молотовым.

Гарриман, прежде чем покинуть кабинет, отвел Трумэна в сторонку:

– Откровенно говоря, одной из причин, побудивших меня поспешить обратно в Вашингтон, было опасение, что вы не поняли, как Рузвельт, что Сталин нарушает свои обязательства. Опасение было вызвано тем, что вы могли не успеть изучить все последние телеграммы. Но должен сказать, что я испытал огромное облегчение, узнав, что вы прочитали их все и что мы смотрим на ситуацию одинаково.

Трумэн тоже выразил удовлетворение полным совпадением их взглядов.

– Мне приятно также, что вы пообщаетесь с нашей делегацией в Сан-Франциско. И продолжайте направлять длинные послания.

Тему сотрудничества в борьбе с общими врагами – германским нацизмом и японским милитаризмом, – которая еще недавно была центральной в советско-американских отношениях, не затрагивали.

Окрыленный удачным дебютом, Гарриман продолжил свою партию на двух совещаниях, которые прошли в Госдепартаменте 20 апреля и на следующий день.

Первым из них было заседание Руководящего рабочего комитета госсекретаря под председательством заместителя Стеттиниуса Джозефа Грю. Главный доклад – об отношениях с СССР – делал Гарриман. Тема борьбы с общими врагами человечества вновь не прозвучала. Посол заявил, что русские нарушают достигнутые в Ялте договоренности и игнорируют «Декларацию об освобожденной Европе».

– Более того, русские воспринимают американское отношение к этой проблеме как свидетельство нашей слабости, – утверждал посол. – Совершенно очевидно, что русские после разговоров с Берутом и его компанией не желают иметь договор, в котором польский вопрос был бы разрешен так, как это предусматривалось в Ялте. В отношении Польши мы не должны отступать от своей позиции… Пришло время избавиться от страхов в ведении дел с Советским Союзом и показать ему, что мы полны решимости отстаивать нашу собственную позицию. Более того, русские боятся оказаться лицом к лицу с объединенным Западом. Поэтому наши отношения с Советским Союзом могли бы исправиться, если бы мы разрешили некоторые спорные вопросы с Великобританией и Францией.

И далее Гарриман налег на идеологические аспекты советско-американских отношений:

– Базисное и непримиримое различие в целях США и Советского Союза состоит в настойчивом желании последнего обеспечить безопасность за счет распространения своих концепций по всему миру, – насколько это позволяют возможности… Это видно по планам СССР основать дружественные левые правительства в приграничных ему странах – Румынии, Болгарии, Польше, – используя при этом секретную полицию и антидемократические методы. Они могут быть использованы для продвижения советского влияния дальше на запад. Наряду с выражением своего разочарования тем фактом, что Советский Союз стоит в стороне от нашей линии, мы должны показать ему, что намереваемся идти вперед с теми нациями, которые смотрят на проблемы так же, как и мы.

Начальник штаба армии США генерал Джордж Кэтлетт Маршалл (в пилотке) пожимает руку командующему 1-й армией США генерал-лейтенанту Омару Брэдли на плацдарме в Нормандии

12 июня 1944 г.

The World War 11

Database

Судя по состоявшемуся обсуждению, точка зрения посла нашла полное понимание у руководящего состава Государственного департамента.

Не менее стремительно менялись настроения и в военном ведомстве. Еще 5 апреля, напомню, главной проблемой в докладе Объединенного комитета стратегического обзора в ОКНШ называлось «сохранение единства среди союзников». И вот 20 апреля глава военной миссии США в Москве генерал Дин, также прилетевший в Вашингтон, был приглашен на заседание Объединенного комитета начальников штабов.

Дин вылил на собравшихся, помимо своих идей из известного нам меморандума от 16 апреля, массу претензий в отношении советского правительства: длительный процесс согласования встреч, необходимость работы одновременно с НКИД, НКВД и наркоматом обороны и т. д. Генерал уверял, что СССР нарушил соглашение о размещении освобожденных военнопленных из США и Великобритании. Что «Кроссворд» был совершенно оправданной операцией.

– Сожалею лишь о том, что обо всем этом деле было сообщено русским. Совершенно не требовалось