Вилы - Алексей Иванов

Пещера Пугачёва близ села Нагайбак

Нагайбаки понимали: жить православными на земле ислама они могут лишь в мире с хозяевами – с башкирами. Когда Урал закачало пугачёвщиной, нагайбаки всполошились. Они не хотели бунтовать и не хотели, чтобы давить бунт пришли войска, ведь башкиры отомстят за погром. Комендант крепости Нагайбак увидел смятение жителей, забрал верных казаков и отступил в соседний Мензелинск.

Мензелинск осадили отряды полковника Караная Муратова. Неподалёку на Каме громил заводы старшина Месягут Гумеров. Чтобы контролировать неистовых башкир, Пугачёв должен был послать атамана для вавилонян Нагайбака. И Емельян подобрал им командира по идентичности: перса-христианина. Перс родился в Мешхеде, имя ему было Валит, а казаки звали его Василием Торновым или Васькой Персияниновым. Такое диво служило в команде Тимофея Подурова. Торнов отправился из-под Оренбурга в Нагайбак с армией из пяти казаков и сразу занял крепость.

Потом в крепости Бакалы Торнов сел за дастархан с Каранаем и Месягутом. Лихой перс и два отчаянных башкира составили отличную компанию, которая, опустошив кумганы, снялась с места и ускакала в Бёрды обмывать дружбу дальше. Пока они бражничали, генерал Бибиков, двигаясь из Казани в Бугульму, занял Нагайбак и Бакалы и разместил здесь свои команды. Под Уфой разъярился Ванька Чика, матеря гулёбщика-перса и его приятелей-башкир. Отряд Чики из-под Уфы полетел на Бакалы и Нагайбак и вышиб гарнизоны Бибикова. Торнов, Муратов и Гумеров в обнимку вернулись в Нагайбак и едва не угодили с пира на виселицу.

Они быстро сообразили, что бунт – это не веселье. Что всё по-настоящему. В начале марта 1774 года с заснеженного бастиона Нагайбака Торнов увидел штыки деташемента генерала Ларионова, который шёл освобождать Уфу от блокады. Нагайбак изготовился к бою. Два десятка генеральских пушек принялись издалека молотить Нагайбак ядрами. Затем в измочаленную крепость ворвались драгуны. Бойцы Торнова отчаянно отмахивались саблями, но не выдержали натиска.

Торнов отступил в Бакалы, к Месягуту и Каранаю. Перс и два башкира целую неделю держали оборону, перекрыв дорогу на Уфу. Пушки генерала полопались, драгуны полегли в сугробы. Лишь пехота, неудержимая, как оползень, под пулями пробороздила снега на брюхе и влезла на куртины. Бакалы пали. Но генерал Ларионов, поражённый сопротивлением мятежников, из Бакалов сообщил командующему Бибикову, что идти дальше на Уфу – смерти подобно, и он отказывается выполнять приказ.

Памятник «Шапочному мосту» в селе Нагайбак

Сражения под Бакалами потрясли и нагайбаков. И бунт для них продолжится в преданиях о Пугачёве, хотя Пугачёв сюда не наведывался. Будто бы Пугач здесь расстрелял из пушек церковь. Будто бы Пугач взял здесь казну, в которой был брильянт величиной с кулак – намного больший, чем «Кохинор», – и спрятал его в огромной пещере, куда въезжал на тройке. Будто бы пугачёвцы построили здесь «шапочный мост» через овраг: принесли землю в шапках и насыпали дамбу. Сие – деяния великого царя, а не бунтовщика. Для местных вавилонян Пугачёв превратится в Искандера Двурогого, Александра Македонского: это ведь он в цветистых легендах Востока рушил храмы, строил мосты и укрывал сокровища Согдианы.

А разгром в Бакалах разбросал Торнова, Муратова и Гумерова по округе. Васька Персиянинов с горсткой бойцов долго кружил по талой лесостепи, пока не примкнул к отряду полковника Кидряса Муллакаева. Кидрясу было 73 года. Он любил золото и книги, всегда сотрудничал с русскими и теперь не понимал, какой шайтан толкнул его на бунт. Кидряс сдался властям и сдал Василия Торнова. Бесшабашный перс очутился в сыром каземате Казани. Но через три месяца для Персиянинова просияло чудо: войско Пугачёва осадило Казань. Тюремные стражники, убегая, перекололи пиками всех узников, а Торнов упал под груду мертвецов и уцелел. Пугачёв принял его обратно в своё войско, произвёл в полковники и вручил полк.

Старинный памятный знак с церкви в Нагайбаке

Василий Торнов-Персиянинов дошёл с Пугачёвым до последнего разгрома и попал в плен во второй раз. Но второго чуда не случилось. 10 января 1775 года в Москве на Болотной площади Торнова подняли в петле над эшафотом, который ещё был залит горячей кровью Емельяна Пугачёва.

Над осаждённой Уфой реяло знамя с изображением коня. Вообще-то на гербе Уфы была куница. При Петре I гербы городов выбили на печатях, что хранились в Герольдмейстерской конторе. Но её директор, достойный итальянец Санти, украл половину печатей и сбежал. Петербург не смог вспомнить старый герб Уфы, и буйным башкирам дали новый – коня. Куница вернулась лишь в конце XVIII века.

После двух штурмов Чика оставил Уфу в осаде. Город страдал не от голода, а от холода. Драгуны делали вылазки не на врага, а в ближайшие рощи, и башкиры охотились за дровяными командами. Пушки бунтовщиков регулярно молотили по Уфе, а отряды налетали на пикеты уфимцев, проверяя оборону на прочность.

Но в целом Ваньке Чике было не до Уфы. Он руководил всем бунтом от Камы до Тобола. Его атаманы осаждали города, заводы, крепости и монастыри. Казак Чика стал равновелик Пугачёву. По плану Бибикова, князь Голицын должен был оторвать бунту оренбургское крыло, а генерал Ларионов – уфимское. Но отряд Ларионова встал в Бакалах. «С места сдвинуть не могу!» – рычал в письме Бибиков.

Он сместил генерала и назначил командиром деташемента подполковника Ивана Михельсона. Михельсону было 34 года. Бибиков знал его по Семилетней войне и по сражениям с конфедератами в Польше. На глазах Бибикова Михельсон был ранен в бою. Этому офицеру генерал доверял. Михельсон вывел деташемент из Бакалов и повёл на Уфу, где его ждали 15 тысяч мятежников Чики.

На подходе к Уфе Чика приготовил заслон: двухтысячный отряд с 4 пушками. Михельсон решил, что разбить мятежников в их логове важнее, чем прорвать блокаду города, и обошёл Уфу стороной. Чика удивился: генералы никогда не считали бунтовщиков за войско и ценили взятые крепости, а не победы в битвах.

Логово Чики располагалось в русской деревушке Чесноковке, выросшей под горой Кургаул на обочине древнего поля йыйынов. Дорогу к Чесноковке Чика превратил в адскую западню. На этой дороге в лоб деташементу должны были ударить четыре тысячи всадников Чики, а с каждого фланга – по три тысячи лыжников. Плюс пушки.

24 марта 1774 года деташемент Михельсона принял свой первый бой: надо было пройти по дороге и занять деревню. Каре Михельсона продвигалось в громе канонады, взрывая снега, точно бульдозер. Мотором рокотали солдатские барабаны, отмеряя ритм шагов и порядок перезарядки мушкетов. Деташемент наступал как механизм. Он перемолол толпу бунтовщиков, оставив за собой в борозде сотни трупов, и въехал в деревню. Полторы тысячи мятежников сдались, все прочие бежали.