Эльфийская кровь. Книга 1. Прозрачный старик и слепая девушка - Владимир Ленский

Он попросту не был талантлив. И склонен был винить в этом свое низкое происхождение. Сколько раз, скрежеща зубами, проклинал он родителей, которые передали ему свою тупость, свою неспособность думать самостоятельно, свой страх перед «хорошим обществом»!

Эгрей нашел такой выход из положения: он начал дружить с теми, кто был талантлив, и потихоньку присваивал их достижения. Он воровал у них идеи, способ формулировать мысли, он заимствовал у них даже слова, которыми прежде никогда не пользовался. И еще он ненавидел их за то, что они с такой легкостью спускали ему эти жалкие кражи. Еще бы! У них ведь имелся неиссякаемый источник, и стоило Эгрею стянуть удачное выражение, как они тотчас придумывали десяток других, еще лучше.

Он пытался подружиться с Пиндаром, поскольку тот тоже не блистал родословной. Но понимания не нашел. Пиндар в отличие от Эгрея не страдал от своей низкорожденности. В первый год обучения в Академии он писал возвышенные стихи о прекрасном. Эгрей тайком переписывал их и заучивал наизусть, а затем безжалостно высмеивал. Как оказалось, он выбрал наилучший путь, поскольку выглядел при этом намного умнее, чем объект его насмешек.

В результате они поссорились, и Пиндар начал развивать теорию «эстетики безобразного».

...После очень долгого молчания Фейнне наконец сказала:

— Проводите меня домой, пожалуйста. Я так переполнена чувствами, что... сейчас, кажется, засну.

Эгрей молча взял ее под руку и повел прочь.

Когда Ренье появился с пирожками и кувшином, то увидел, что Генувейфа, страшно взволнованная, бегает взад-вперед в узком переулке. В два прыжка она добиралась до стены дома, отталкивалась от нее руками и бежала в противоположном направлении. Завидев Ренье, она замерла на одной ноге да так, на одной ноге, к нему и поскакала.

— Что случилось? — спросил Ренье.

— Он был здесь с ней, — ответила девушка, выхватывая у него из рук пирожок. Она принялась быстро отгрызать огромные куски и дальше говорила с набитым ртом. — Он врал ей. Врал про все!

— Про что, например? — уточнил Ренье.

— Ну, про наш квартал. Зачем-то рассказывал про чудесные дома. Про раковины, поющие голосами древних колдунов. Что здесь можно купить жемчужину, в которой отражается неизвестная красивая женщина. Или что-то насчет кувшинов, где хранятся голоса. Здесь ведь ничего этого нет!

— Ты умница, — проговорил Ренье, целуя ее в ухо. — Все запомнила.

— Ну, он еще говорил, будто здесь богатые дома. Зачем он так говорил? Хотел сдать ей внаем? Глупо! — У Генувейфы был торжествующий вид: она раскусила замысел жулика! — Пусть эта девушка и слепая, но ведь кто-нибудь да объяснит ей, что дома здесь самые обычные, а люд сплошь бедный и злой, и нет никакого старичка в ночном колпаке... И все, плакали его денежки.

— Чьи?

— Этого враля. Она не станет платить ему за вранье.

— Генувейфа, — сказал Ренье, — ты должна кое-что узнать.

— Говори, — с готовностью кивнула она.

— Твой батюшка умер. Я заказал для него гроб, так что скоро его похоронят. Ты меня понимаешь?

Она уставила на него расширенные глаза.

— Умер? Он больше не проснется?

— Именно.

— О! — сказала Генувейфа и хлебнула из кувшина сладкой воды. — Я так и думала. Он предупреждал меня, что рано или поздно это случится.

— Чем ты будешь заниматься, когда останешься одна?

— Да тем же, что и он. Буду делать гробы. Он научил меня, знаешь? Я и тебе могу сделать пару, если заплатишь.

— Я оставлю тебе денег, — сказал Ренье. — Береги их, ладно? Никому не показывай. А случится надобность, возьмешь монетку и потратишь. Хорошо?

Девушка решительно кивнула.

— Ты думаешь, я дурочка? — спросила она и прищурилась. — Все так думают, так что не стесняйся. Я, конечно, дурочка, но не всегда, а только от случая к случаю. А иногда — я очень даже умная. Я ведь сразу раскусила, что тот парень бессовестно врет слепой девушке!

— Ты умница, — согласился Ренье. — Вот смотри: здесь двадцать монет. Я возьму несколько вещей, которые принадлежали твоему отцу. Плащ и шляпу. Это на память.

— Да, он хотел их продать тебе, — закивала Генувейфа. — А теперь, выходит, я их тебе продаю?

— Именно так, — сказал Ренье. — Ты действительно умница. Спрячь деньги. Не забудь.

Забрав кошелек, Генувейфа сунула его за пазуху, а потом спросила:

— Ты, должно быть, ужасно богатый?

— Не слишком ужасно. Скорее, прекрасно.

— Мы еще увидимся?

— Конечно.

— Нет, — пояснила Генувейфа, — не скоро, а когда-нибудь потом, когда ты закончишь учиться и уедешь из Коммарши, — ведь тогда мы тоже увидимся?

— Не знаю, — честно признался Ренье, — как получится.

— Ты очень знатный, — произнесла Генувейфа задумчиво. — Если мне понадобится тебя найти, я ведь могу просто спросить у королевы.

— Так и сделай, — одобрил Ренье. — Ну, отдай мне мои покупки, и я пойду.

Эмери ждал брата с нетерпением: ему хотелось снова начать тренировки со шпагой. Нога все еще болела, но оставаться увечным Эмери не хотелось. Во всяком случае — пока.

В отличие от жизнерадостного младшего брата Эмери совершенно не боялся старости, которая когда-нибудь, в непредставимо отдаленном будущем, его настигнет, выбьет оружие из его руки и заменит шпагу тростью. Старость заставит кутаться в одеяла даже в теплый день, приучит непрерывно кашлять и ворчать. Все это было, по мнению Эмери, естественно и даже отчасти желанно.

Молодость накладывала на него особые обязательства. И как истинный аристократ, Эмери не был намерен отказываться от них.

— Где ты бродил так долго? — напустился он на младшего брата, когда тот вернулся.

— В разных местах, — сообщил Ренье. — По большей части на Старом рынке.

— Опять морочил голову тамошним девицам?

— Только одной, — уточнил Ренье. — Смотри, какая добыча!

Он предъявил брату узелок.

Эмери сморщил нос:

— Что это за хлам?

— Плащ гробовщика! Только что умершего гробовщика! Которому я сам, лично, заказывал гроб!

— Поразительно, — согласился Эмери. — Гроб для гробовщика. И всего этого добился мой родной брат!

— Ну, разве я не великий человек? — самодовольно осведомился Ренье.

— Величайший! — сказал Эмери. — Думаю, после Академии ты сразу займешь пост советника при ее величестве.

— По каким вопросам? — уточнил Ренье, величаво подняв голову и красуясь.