Смертельные друзья - Николас Колридж

– Что думаешь делать, Яндо? – спросил третий помощник. – К черту поездку, а?

– Доплатим, – процедил он, – а если журнал не компенсирует, не отдадим им фотографии, только и делов.

Как только самолет оторвался от земли, я взялся за красное вино. Три маленьких самолетных бутылочки на высоте девять тысяч километров неизменно оказывают благотворное воздействие: пятнадцать минут беззаботности, за которыми следует глубокий сон. Обожаю ощущение отрезанности от мира, которое создается в полете, – в это время никто тебя не побеспокоит ни внезапным вторжением, ни телефонным звонком. В какой-то момент, между первой и второй бутылочками, когда я просматривал «Уолл-стрит джорнэл», мне попалась на глаза заметка об Эрскине Грире. Заголовок гласил: «Корпорация Грира приобретает «Федерейтид Авиэйшн». В заметке говорилось, что компания «Грир аэропейс», входящая в состав конгломерата, база которого находится в Гонконге, рассматривается как наиболее вероятный из пяти претендентов переживающей не лучшие времена американской авиакомпании. «Федерейтид», приписанная к Хьюстону, с капиталом в 2,3 миллиарда долларов, – третья по величине компания отрасли в Соединенных Штатах. Частная корпорация, возглавляемая Эрскином Гриром, ее основателем, включает в себя авиалинию «Транс-Азия эруэйз», страховые компании «Грир Ашуранс» и «Мьючуэл лайф», а также «Грир стар» – линию по производству одноразовой тары, а также сеть отелей «Пасифик Рим» и «Иннз оф хэппинес». Акции корпорации на биржевых торгах на Уолл-стрит в понедельник в виду ожидаемой сделки поднялись с 6.40 до 7.25 пунктов.

Какая жалость, подумал я, что Анна уже никогда не создаст портрета Эрскина Грира. Он сейчас на волне успеха, интерес к нему необычайно высок, и мы попали бы в жилу. Для самого Грира это тоже был бы подарок, он пока еще мало известен в Штатах. Наш вклад в его раскрутку оправдался бы сторицей.

Я уснул, положив голову на руки на откидном столике, и не просыпался до самой посадки, когда меня растолкали. Побег из замка Фулгерштайн, иск Гомбрича, церемония награждений премиями Журнального общества временно отступили на задний план. Пока мы кружили над Квинсом, я тупо смотрел вниз на бензоколонки и кварталы жилых домов. Теперь главное – собраться с силами, чтобы успешно провести операцию по восстановлению прав на рекламу «Мушетт». Кроме того, меня волновало, что Барни пожелал столь срочно со мной увидеться. По телефону голос его звучал довольно безмятежно, но черт знает, что у него за душой.

В общем, я с тяжелыми предчувствиями прошел формальности и ступил на землю свободных людей.

Я сел в желтое такси на стоянке у терминала, и мы двинулись в сторону Манхэттена. Водитель – типично восточной внешности – всю дорогу слушал радио Бруклин-Хинди. Когда я назвал ему место назначения – отель «Пьер», – он молча кивнул и открыл багажник, чтобы я собственноручно уложил туда чемодан. Заднее сиденье выглядело как после ножевой атаки и кровоточило пузырями пены, кое-где спеленутыми черной изоляционной лентой.

Незадолго до того, как мы подъехали к мосту Триборо, нас обогнал белый лимузин. В нем сидели Яндо и его помощники, потягивая коктейли из мини-бра. Тот нервный парень, что спорил с девушкой за стойкой, разговаривал по мобильнику. Может, нас и нагрели с первым классом, зато встреча организована на высшем уровне.

Каждый раз, приезжая по делам в Нью-Йорк, я останавливаюсь в разных местах. «Плаза», «Карлайл», «Марк», «Четыре времени года», «Плаза-Атенеум», «Ритц-Карлтон»… Поместите меня в номер любой гостиницы в Манхэттене и спросите – где я, отвечу: я в гостинице Манхэттена. Не поверю, что кто-нибудь способен отличить один номер от другого. Покрывала на кроватях, ванные, отделанные мрамором, лампы, мини-бары, картины на стенах, кнопки для заказа завтрака в номер – никакой разницы, все они однояйцевые близнецы. Нет, я не жалуюсь. Я всегда предпочитал огромные отели, где чувствуешь себя безымянной песчинкой, где всем наплевать, кто ты, лишь бы твоя кредитная карточка была в порядке. И наоборот, нет ничего хуже крохотного отеля, где портье здоровается, обращаясь к тебе по имени. Как только мне говорят: «Приятного дня, мистер Престон!» – я немедленно покидаю эти стены.

Моя комната в «Пьере» располагалась на пятнадцатом этаже, и я расположился в ней вполне анонимно. Портье, правда, задержался, показывая, как включать телевизор и крутить ручки в ванной, пока я не откупился пятидолларовой бумажкой.

Я лег на кровать и раздумывал, кому звонить сначала. До развода я всегда звонил Салли в тот момент, как только добирался до телефона, это дошло до автоматизма. Теперь я от этой привычки избавился. И больше звонить было некому. Анна, если бы ты знала, как я тоскую по тебе!

Апартаменты Фабриса Мушетта находились на четвертом этаже тихого здания почти на углу Центрального парка и 72-й улицы. У подъезда была выстелена дорожка, у дверей стоял швейцар, а в холле громоздился камин, ведущий свои дни от ветхого Адама. Швейцар сверялся со списком гостей, приглашенных на обед, и, отметив меня в списке, позвонил по телефону, провозгласив: «Мистер Престон!»

Я попытался прочитать, кто еще значится в списке, но швейцар одарил меня суровым взглядом. Судя по длине списка, обед предстоял грандиозный.

Дверь в апартаменты была распахнута, и внутри стоял наготове официант в белом кителе с подносом, уставленным бокалами. Кроме него, в зале крутилось человек тридцать, и официантка в черном платье обносила гостей блюдом с кусочками копченого лосося на черном хлебе.

Первой знакомой мне личностью оказалась вездесущая Минни Васс. Уж не знаю, кто из нас двоих удивился больше. Она стояла с высоким венесуэльцем, которого отрекомендовала Рейнальдо Хэррэрой.

– Кто тут есть-то? Ты всегда всех знаешь, – спросил я.

– Ах, дорогой, – вздохнула она, – все те же, кого ты видишь и в любом другом месте.

И она указала на принцессу Ли Радзивилл (сестру Жаклин Кеннеди-Онассис), жену Рейнальдо Каролину (модельера) и кучу бизнесменов, попечителей всевозможных благотворительных фондов.

– Голландскую манекенщицу, Тигру, ты, конечно, знаешь. Она не сходит со страниц «Кутюр». – Минни показала бровью на новое лицо «Мушетт», двухметрового роста блондинку, которая явилась на обед в платье со шлейфом. – А вон там у камина, с Фабрисом разговаривает, Анастасия Фулгер.

«Боже милостивый, – подумал я, – хорошо, что она меня предупредила. Теперь я по крайней мере знаю, где мне дислоцироваться».

– А ты сам-то какими судьбами здесь очутился? – спросила Минни. – Скажи мне, зачем ты здесь, и я скажу тебе, зачем тут я.

Я объяснил, что прилетел в Нью-Йорк пообедать с Барни и решил заодно поболтать о делах с Фабрисом.

– Теперь твоя очередь.

– Оглянись, – сказала Минни. – Мы в царстве окаменелостей. Старинные золотые шторы. Французская антикварная мебель. Деревянные панели. Все это в том самом виде, в каком было до смерти Анжелики, двадцать пять лет назад. Она была женой Фабриса. Она обставила апартаменты по своему вкусу в семидесятые годы, и Фабрис ничего не тронул. Сентиментальный, собака. Но у меня тут наметились кое-какие планы.