Как бы волшебная сказка - Грэм Джойс

Все внешние признаки подтверждают эту ее моральную установку. Отчаянно цепляясь за образ вечной юности, фактически она может скрыто или безотчетно (но опять же чрезмерно) волноваться тем, как выглядит. Это форма пассивного эксгибиционизма, провоцирующего внимание к себе. Брат Т. М. сообщил, что ее видели «в городе» и что вела там она себя «неподобающе». И в то же время, говорит он, она чересчур болезненно воспринимает критику или неодобрение. Все это, конечно, может указывать на выраженное гистрионное расстройство личности, но осложненное необходимостью сублимировать сексуальность, дабы снискать одобрение общества, которое придерживается нравственных норм.

Важно: эта история со стоматологической картой требует прояснения. В настоящий момент все, что у нас имеется, – это неподтвержденные и субъективные наблюдения дантиста.

Нет сомненья, придется нам сидеть весь чертов вечер, слушая всякий бред о фейри.

Уильям Хини[48]

Джек открыл почту на своем компьютере и обнаружил письмо от миссис Ларвуд. Оно было написано как школьное сочинение.

Дорогой Джек,

благодарю тебя за то, что ты был невероятно любезен и помог мне с компьютером. Как ты можешь представить, все это очень сложно для пожилого человека, но с твоей помощью я добилась успеха. Причина, по которой я пишу тебе, не та, что ты единственный в моей адресной книге. Это касается твоей тети Тары. Я бы очень хотела пригласить ее к себе на чашку чая. Конечно, она может быть слишком занята, чтобы прийти и поболтать с какой-то скучной старухой вроде меня, но я все же надеюсь, ты передашь ей мое приглашение. В то же время я надеюсь, что ты пребываешь в добром здравии и тебе удается время от времени выходить погулять. По крайней мере, кажется, стало немного теплее, и, надеюсь, ты пользуешься тем, что погода улучшилась.

Искренне твоя, Элен Ларвуд

Джек еще раз перечитал письмо. Он собирался показать миссис Ларвуд, как пишутся мейлы.

И напечатал ответ:

Привет, это Джек. Нет проблем я скажу ей. Кстати мейлы пишутся коротко. Не к чему распространяться о погоде, если действительно не обсуждаете погоду. Можете сказать, привет можешь попросить Тару зайти на чай. Этого достаточно. Я не против чтобы вы писали длинные мейлы если хотите но вы наверно не хотите.

Он нажал «отправить» и сморщил нос.

Потом открыл ящик стола и достал объявление с портретом кота миссис Ларвуд. Он еще не придумал, как найти коту замену. Отложив объявление, он принялся искать в интернете адреса местных приютов для кошек.

Ричи испытывал сильные приступы мигрени. Они усилились после нападения на него. Он сходил к врачу, и тот настолько обеспокоился его состоянием, что отправил его в госпиталь на компьютерную томографию.

Он прибыл в госпиталь, где его попросили переодеться в больничную рубашку. Дали успокоительное и ввели йодсодержащее контрастное вещество, от которого у него кровь прилила к лицу и остался металлический привкус во рту.

Его попросили ровно лечь на скользящий стол, который вдвигался в белую круглую камеру томографа.

– Научная фантастика, – пошутил Ричи.

Рентгенолог тонко улыбнулся и попросил его задерживать дыхание в моменты, когда делаются рентгеновские снимки. Каждый поворот сканера занимал около секунды, пока он делал снимок тонкого слоя мозга.

Врачу-консультанту, который беседовал с Ричи, он сказал, что мигрени начались всего за пару дней до Рождества. Нет, прежде у него такого не случалось. Да, боль появлялась ежедневно, иногда несколько раз на дню.

Ему сказали, что результаты сообщат в ближайшие дни, и спросили, может ли кто-нибудь отвезти его домой. Он сказал, что отвезти его некому. Ему порекомендовали не садиться за руль самому из-за успокоительного.

– Порядок! Я вас понял, – ответил Ричи.

Он вышел на улицу, дошел до больничной стоянки, сел в свою машину и поехал домой. Дорога шла мимо дома Мартинов, и он решил заглянуть к ним.

– Ну и вид у тебя! – сказала Мэри, поздоровавшись с ним в дверях. – Входи.

– Тара дома?

– Я вскипячу чайник. Ты что, подрался?

Ни Мэри, ни Делл ничего не знали ни о нападении на Ричи, ни о давешнем полицейском протоколе за вождение в нетрезвом виде. Существовал негласный уговор не сообщать плохие новости людям их возраста, будто, подобно детям до шестнадцати, они не в состоянии правильно на них реагировать. Глядя, как Мэри суетится на кухне, Ричи подумал, что двадцати лет молчания словно и не было.

– Хочешь сэндвич?

– Нет, спасибо, миссис Мартин. Тара дома?

– Она в ванной. Делла нет. Он будет переживать, что не встретился с тобой. Ты всегда клал в чай три кусочка сахара, верно?

– И до сих пор столько кладу, миссис Мартин. До сих пор.

– Мне нетрудно сделать сэндвич с сыром.

Ричи знал по временам двадцатилетней давности, что Мэри не отстанет.

– Хорошо, спасибо.

Он сидел в гостиной на светло-коричневом кожаном диване, глядя на велюровые шторы и нарядные настенные светильники, стараясь сообразить, что здесь изменилось, а что осталось с прежних времен. Подростком он много времени провел в этом доме, дожидаясь Тару, смотря телевизор, обедая с Мартинами, иногда спал: ему стелили на кушетке, на которую он перемещался с коричневого дивана. Здесь был его второй дом. Сверху доносился голос Мэри, сообщавшей Таре, что пришел Ричи.

Мэри вернулась с сэндвичем и чаем, фарфоровая чашка дребезжала на блюдце. С годами руки у Мэри стали трястись сильней.

– А где старая радиола? Выбросили?

У них стоял большой проигрыватель в виде шкафчика, на котором он и Тара проигрывали его виниловые альбомы. Теперь такие проигрыватели вышли из моды вместе с самими шкафчиками с раздвижными дверцами, скрывавшими внутри аппаратуру и радиоприемник с прозрачной шкалой, на которой высвечивались частоты и экзотические названия вроде Хилверсюма, Гельвеции, Люксембурга и Телефункена.

– Давным-давно.

– Я бы от такой радиолы не отказался. Теперь это коллекционная вещь.

– Поздно. Делл порубил ее. – Она кивнула на синяки на его лице. – Что это у тебя?

– Кто-то напал недавно вечером. Прыгнул из-за дерева.

– Кто?

– Не имею представления.

– Забрали что-нибудь?

– Нет.

Мэри пристально посмотрела на него: