Отрешённые люди - Вячеслав Софронов

— Значит, не дадите денег, — думая о чем–то своем, проговорил Иван, ладно, попробую у братьев подзанять. И Михаил, и Федор в должниках у меня.

— Айда–ка лучше спать ложиться, а то время позднее, — позевывая, предложил Зубарев–старший, крестясь на образа.

На другой день, как только рассвело, Иван Васильевич отправился к старшему Корнильеву и долго о чем–то с ним беседовал, потом заглянул и к Федору. Во время обеда отец поинтересовался:

— Дали денег братовья?

— У них тоже нет, — сосредоточенно жуя, ответил Иван. — Но людей со мной отпустить обещались.

— Поди, опять Никанора да Тихона?

— Их, — кивнул Иван. — А откуда знаете?

— Как не знать, — хохотнул Василий Павлович, — со мной, когда тебя не было в городе, советовались, куда бы их определить. Разбаловались вконец, слухать хозяев перестали. Варнаки, одно слово.

— Мне и такие сгодятся, — не поднимая головы от тарелки, отозвался Иван.

— Гляди, гляди… А мы тут с Андреем Андреевичем перетолковали. Согласны они на жилье в деревеньку отправиться. Так говорю? — повернулся всем корпусом Василий Павлович к свояку.

— Истинно так, — торопливо согласился тот, — на старости лет можно и в деревеньке пожить, от муллы Измаила подале. А то мне уж передали, будто он грозился, что не даст житья в городе. Собрался в столицу ехать, императрице на меня и владыку жалиться, мол, не по закону церкву срубили на их земле.

— Пущай едет, — засмеялся Зубарев–старший, — ждут его там.

… В дорогу со двора Зубаревых собрался большой обоз. В переднем рыдване ехали Карамышевы со всеми пожитками, к ним же сел и Василий Павлович. Затем следовал Иван в легкой рессорной коляске с кожаным верхом, а на козлах сидели Никанор Семуха и Тихон Злыга, которые с радостью согласились на поездку, устав выслушивать понукания со стороны хозяина, тоже с превеликим удовольствием поспешившего отделаться от них. К коляске были привязаны две сменные лошади, а в задке ее упакованы верховые седла, припасенные на всякий случай. И замыкали обоз шесть телег с товарами, что Василий Павлович отправлял на ярмарку. До Тюмени добрались за двое с небольшим суток, и тут встал вопрос, кто поедет в деревню Помигалову вместе с Карамышевыми, поскольку одни те ехать наотрез отказывались. Да и сами Зубаревы пока в глаза не видели вновь приобретенную деревеньку. После недолгих переговоров решили, что в Помигалову поедет все же Василий Павлович, а Иван дождется его в Тюмени, у своего крестного, полковника Угрюмова. Как только рыдван с Карамышевыми и Зубаревым–старшим скрылся из вида, то Тихон Злыга как бы невзначай спросил Ивана Васильевича:

— И сколь нам тут сидеть придется?

— Дня четыре, а то и всю неделю. Как там у отца дело пойдет.

— За неделю мы, поди, уже на месте были бы, — хмыкнул Злыга.

— Не резон нам его дожидаться, — поддержал его и Никанор Семуха.

— Чего ж вы предлагаете, — спросил их Иван, хотя и сам давно догадался, на что они его подговаривают. — Обоз без присмотра никак нельзя оставлять.

— А мы его с собой возьмем, — сверкнул глазами Тихон. — По пути и продадим товары, а бате денежки вернешь. Он тебе только спасибо скажет.

Иван долго не отвечал, пытаясь представить, как поступит отец, когда узнает, что он захватил обоз с собой к башкирам. Может, следом кинется, а может, и рукой махнет. Решил посоветоваться с крестным, и если тот возьмет на себя переговоры с отцом, который уважал полковника, всегда соглашался с ним, то можно было и рискнуть.

Угрюмова разыскали на воеводском дворе, где он беседовал с двумя пожилыми, как и он, казаками. Выслушав крестника, тот повернулся к сидевшим на бревнышке казакам, хохотнул:

— Э–э–э, чего деется, станишники! Сын с отцом общего языка не нашли. Ты, Ванька, весь в зубаревскую породу пошел, батька твой в молодости точно такой был, все под себя гнул, никого не слухал. Молодец! Правильно делаешь…

— Чего же тут правильного? — ворчливо обронил один из казаков, — пороть их надо, коль супротив отца идут.

— Точно, точно, — согласно закивал головой второй, с большой сивой бородой, — моя бы воля…

— Ладно тебе, Потап, — прервал его Угрюмов, — себя молодым не помнишь. Чего хотел, то и творил.

— Ну, было дело, — согласился тот, — зато теперича…

— То–то и оно, что с годами поумнел малость. Да не о вас речь, станишники. Знаете, куда он собрался, Ванька–то Зубарев? Помните, нет ли, как меня губернатор Гагарин к башкирцам отправлял золотишко промышлять? Я тогда два лета подряд с отрядом по степям рыскал, лихорадку еще подхватил, до сих пор себя знать дает.

— Чего–то припоминаю, — наморщил лоб ближний к нему казак. — Теперь вот этого молодчика подбиваешь? Коль ты, Дмитрий, не сыскал, то он и подавно ничего не найдет.

— Кто его знает… Оно как повезет. Вот что, Иван, забирай обоз с собой, с Василием, отцом твоим, договорюсь как–нибудь, разъясню ему все. С обозом тебе, глядишь, полегче будет, меньше спрашивать станут, чего да почему. Купец, и все тут. Дорогу я тебе обсказал. Найдешь родичей Чагыра того, али иного кого, повыспрашивай их, подарков не пожалей, и выведут они тебя на прииски те… Удачи тебе. А насчет казаков извини, но отпустить с тобой в дорогу нынче никого не могу, на заставах все, лето нынче неспокойное, сам знаешь. Пойдемте ко мне в дом, переночуете, а с утра и в дорогу двинетесь. Сейчас велю баньку стопить, попаритесь, — встал с бревен полковник и, простясь с казаками, повел Ивана к себе.

…То была последняя ночь, которую Иван и его спутники провели под крышей дома. Сперва они ехали по левому берегу Тобола, старательно избегая селений и казачьих разъездов. Потом, при впадении в Тобол речушки со странным названием Уй, двинулись вдоль ее русла, как то было обозначено на плане, вычерченном полковником Угрюмовым. Не доезжая Троицкой крепости, резко повернули на запад и через пару дней выбрались к отрогам Уральских гор, где их вскоре окружили вооруженные башкиры и отвели в дальнее кочевье, принялись расспрашивать, куда и зачем они едут. Ивану Васильевичу пришлось раздать на подарки едва ли не половину отцовских товаров, чтоб убедить башкирских старшин, что они действительно мирные купцы, которые ищут дорогу на Оренбург. Их отпустили, дали проводника, от которого с большим трудом едва удалось отделаться. По дороге им часто попадались россыпи камней, от которых они наспех откалывали куски породы, засовывали их в тюки с товарами, собираясь позже, по возвращении, найти рудознатца в Тюмени или Тобольске и с его помощью узнать, что это за камни. Более всего их привлекали камни с яркими желтоватыми блестками, которые они принимали за золотые вкрапления. Так, двигаясь в северном направлении вдоль горных отрогов, загружая телеги добытой ими породой, они выбрались к предместьям Екатеринбурга, голодные и ободранные в клочья. К тому же сбежали двое из шестерых возчиков, и пришлось бросить две телеги, но зато появилась возможность подменять обозных лошадей. Стоял конец сентября, и с каждым днем холодало, спать возле костров стало совсем невмоготу. Посовещавшись с Тихоном и Никанором, которые к концу пути совсем приуныли, Иван решил двинуть к Ирбиту, прикинув, что купцы должны уже начать съезжаться на ярмарку. Более всего Ивана беспокоила встреча на таможне, где его арестовали год назад. А о том, что он скажет отцу, старался не думать.