Папина дочка, или Исповедь хорошего отца - Диана Чемберлен

— А как ты оказалась в Боуфорте, где живет Робин? — Голос водителя был отвратительно циничным. Он наблюдал за мной в зеркало заднего вида, его глаза, еще минуту назад казавшиеся мне красивыми, прищурились, и взгляд стал жестким. — Ты ее подруга, так? Выкладывай все, говори нам, где она, если хочешь спасти свою шкуру. С нами лучше не шутить.

— Я не знаю Робин, я с ней не знакома, — повторила я. — Тревис оставил Беллу со мной в Роли…

— В Роли? — Судя по голосу, он мне не поверил.

— Да. Он просил меня присмотреть за ней только одну ночь, но не вернулся. Я знаю, что ее мать живет в Боуфорте, и приехала сюда, чтобы ее найти. Пожалуйста, отпустите нас. Это большое недоразумение или…

Меня затрясло, но Белла, видимо, не ощущала никакой тревоги. Наклонившись вперед, она играла с волосами женщины, свешивавшимися через спинку кресла. Одна-единственная мысль, как заклинание, проносилась в моем мозгу: «Береги ее. Береги ее. Береги ее».

Водитель так сильно ударил кулаком по рулю, что его подруга подскочила.

— Чертова охота не пойми за чем! — закричал он.

— У нас Белла, — напомнила ему она. Я понимала, что она старается его успокоить. Утихомирить. Надеюсь, ей это удастся.

— Как только заберем у Тревиса товар, — сказал он, — ему конец.

— Какой… товар? — спросила я. Но я уже поняла. Я жила не под стеклянным колпаком. Это слово было в ходу, когда речь шла о наркотиках. Черт тебя возьми, Тревис!

Белла захныкала. Не знаю, поняла ли она, что слово «конец» относится к Тревису, или просто испугалась его сердитого голоса. Но она заплакала, и я прижала ее к себе. На этот раз она позволила мне обнять ее. Погладить ей спинку.

— Все в порядке, — шептала я. — Все будет хорошо.

— Остынь, Рой, — сказала женщина. — Ты ее пугаешь.

— Какого дьявола ты разжалобилась! — сказал Рой, и она отпрянула, вжавшись в дверцу. Рой посмотрел на меня в зеркало. — Мы можем ее выкинуть и оставить девчонку. Она нам только мешает.

Мне бы, вероятно, следовало бояться больше. У них оружие. Мужчина за рулем — сумасшедший, и женщина рядом с ним не лучше. Но я чувствовала, как мои руки сделались стальными. Сталью налилась моя грудь. Я не позволю им разлучить меня с Беллой. У меня в глазах возник пирс. Исчезающая Кэролайн. По сравнению с этим образом в моем сознании револьвер был пустым звуком. «Береги ее», — повторяла я себе.

Мои помощницы работали наверху, все гости разъехались, и я одна собирала на кухне продукты для пудинга. Я занималась этим с чувством удовлетворения, насколько я могла чувствовать себя удовлетворенной после того, как узнала правду о Дейле. Он хотел, чтобы я бросила работу после нашей свадьбы. Я согласилась, хотя этого и не желала, я вообще соглашалась на все, что он предлагал. Почему я всегда уступала его требованиям? Он всегда был требовательным. Каждая мысль о Дейле теперь приводила меня в ярость. Я резала лук и перец, и стук ножа о разделочную доску эхом отражал мою злость. Почему я должна отказываться от всего, что доставляло мне удовольствие? Почему я всегда шла навстречу его желаниям? Он понятия не имел о том, что значит жить, остро ощущая каждую минуту своей жизни. Готовка, уборка — все это для него была работа, а для меня — наслаждение. Мы такие… такие разные. Он оказался не тем человеком, каким я его считала, и определенно не тем, кто был мне нужен. Теперь мне нужно думать о том, как прекратить наши отношения, не причиняя при этом боли семье — и себе самой.

Когда я заворачивала пудинг в фольгу, в дверь позвонили. Звонок меня удивил. Сегодня не должно быть заезда. Я вышла в холл и увидела в окно белый фургон, припаркованный перед домом. Может быть, я вызвала каких-то рабочих и забыла о них? Я подумала про подтекающий кран в одной из гостевых комнат наверху и кровельную дранку, оторвавшуюся во время последней бури. Но я была уверена, что договаривалась на следующую неделю.

Я открыла дверь, на пороге стоял он. Тревис. Мгновение мы оба молчали. Мы смотрели друг на друга, и я радовалась, что у меня здоровое сердце, мое старое не выдержало бы охватившей меня ностальгии. Сотен воспоминаний. Тысячи сожалений.

— Робин, — сказал он наконец, и я так много услышала в этом слове. Боль? Извинение? Оно напугало меня. Что-то не так. Что-то с моим ребенком. С нашим ребенком.

— С ней все хорошо? — спросила я и прижала пальцы к губам.

— Думаю, да. — Он протянул мне руку. Я ухватилась за нее, втянула его в холл, обняла. Я не знаю, чьи объятья были крепче. Мы оба молчали. В глубине души я знала, что он чувствует то же, что и я, — любовь, зародившуюся в нас, когда мы были еще детьми. Любовь, которую мы были вынуждены скрывать. Которую мы старались изгнать из наших умов и сердец, но она никогда не исчезала. Так это было для меня, и по тому, как он обнял меня, для него тоже. «Я люблю тебя, ты любишь меня», — думала я. Ему не нужно было ничего говорить, я и так это знала.

Наконец я оторвалась от него.

— Здесь люди, — негромко сказала я. — Пойдем. — Я взяла его за руку и повела в свои апартаменты. В гостиной я закрыла дверь и повернулась к нему, снова прижимая руку ко рту, не веря, что передо мной стоит Тревис Браун. Он выглядел осунувшимся, усталым и давно не бритым.

— Я думал, ты рассердишься, — сказал он. — Я обещал никогда не входить с тобой в контакт, но…

— Я не могу сердиться, — сказала я. Схватив Тревиса за обе руки, я потянула его к дивану. — Расскажи мне все. Почему ты здесь. Где моя… наша дочь. Почему ты сказал, что только думаешь, что с ней все в порядке?

— Поэтому я здесь, — сказал он. — Я натворил дел, Робин. Я думал, кто-нибудь привел ее к тебе. На самом деле я надеялся, что она уже здесь. — Он осмотрел комнату, как будто я где-то прятала дочь. — Ты ничего не знаешь?

Я покачала головой.

— Я ничего не понимаю.

Он встал и начал ходить взад-вперед по комнате. Он сильно похудел по сравнению с тем, каким я его помнила. Но его глаза! Эти ресницы! Они были по-прежнему прекрасны.

— Это долгая история, — сказал он.

— Расскажи мне. — Я проверила домофон на двери, чтобы услышать звонок, если кто-то придет. — Где она?

— У… знакомой, у одной женщины. — Он снова сел, положив руки на колени. — А как ты? — спросил он, как будто испытывая меня, смогу ли я выслушать долгую историю, которую он собирался мне рассказать.

— У меня все хорошо. Я здорова. — Я присела на краешек стула рядом с ним. — Расскажи мне, в чем дело.

— Ты выглядишь… — Он тряхнул головой. — Ты выглядишь потрясающе. Я рад.

— Расскажи мне, — повторила я.

— Белла и я жили с моей матерью, — начал он. — Но это было…

— Белла — твоя жена? — спросила я.

— Моя жена? — с недоумением повторил он. — Я не женат. Белла — моя дочь. Твоя дочь.