Дневник ее соглядатая - Лидия Скрябина

– Я больше не хочу слушать ни про какую резню. – Алла заткнула уши. – Хва-а-а-тит!

– Хорошо, но я могу рассказать, что было дальше…

– Нет-нет. Лучше дай мне тетрадь с собой. Я хочу еще раз перечитать уже сама.

Лина Ивановна нехотя отдала свое сокровище внученьке Лалочке, как она криминально называла ее про себя.

Алла не хотела слушать, что было дальше с Антониной, от прамачехи. Она даже не хотела знать, что Антонина – мама прамачехи и бабушка Стёпы. Ей важно было, чтобы история неведомой Антонины закончилась, как и история ее мачехи Стёпы, когда той едва исполнилось сорок. Пусть наступит конец фильмы. Ведь недаром же именно в этом месте записи обрываются. Она бережно открыла тетрадь, вгляделась в незнакомую жизнь. Почерк неровный, прыгающий. Видно, Стёпа расшифровывала пленки небольшими кусками и в зависимости от настроения писала то мелко, то размашисто. А может, какие-то записи делались прямо со слов, впопыхах. Поверх строчек и на полях знаки вопросов и замечания. Некоторые места перечеркнуты. Как это Лине Ивановне удалось все так бойко прочесть? Тетрадь исписана на треть, но на полуоборванном листе в середине Алла обнаружила еще несколько строчек:

«Горы полны любви. Все живое вокруг них: звезды, рыбы, камни, лава внутри земли – все дышит любовью. Уязвленный до глубины сердца этой любовью, человек отвечает земле отчаянной ненавистью. Зачем? Даже среди себе подобных люди любят больше всего ненавистных. Душегубы принесли в мир столько черной ненависти, но до сих пор пожинают за нее любовь. А я не хочу больше высекать ненависть в надежде обменять ее на любовь. И чувствую, что мое место в этом мире сокращается, съеживается. Закончится ненависть, и мне конец».

«Стоп. Чьи это мысли? Антонины или Стёпы? И кому они предназначены? – Аллу словно молния пробила. – Может, Стёпа умерла именно из-за того, что отпустила ненависть? Может, это был экзамен, который она сдала и перешла на другой уровень, как в компьютерной игре? А беспризорная ненависть перекинулась на меня? Как собака без хозяина? А я повелась… Может, послание было совершенно другим? Не «доверши мое дело», а «отпусти и освободись»? А вдруг, если я прощу отца, то тоже умру?» – неожиданно и нелепо испугалась она.

– Что с тобой? – забеспокоилась прамачеха, видя, как побледнела девушка.

– Мне надо подумать, – тихо ответила Алла. – Мне очень надо подумать.

Они сидели на террасе «Причала» и завтракали. Прошло всего два с половиной месяца со дня знакомства, а как много изменилось. Они не виделись несколько дней. Каха уезжал в Моздок. Алла только теперь догадалась, что на годовщину смерти родителей. Разговор не клеился. Алла, вся сосредоточенная на себе, не могла переключиться на Каху. Ее так распирало новое видение жизни, что она без подготовки шарахнула:

– Послушай, помнишь, я просила тебя о подлянке для отца?

– Да, – сухо ответил Каха.

– Я передумала! – Алла была уверена, что это понравится Кахе, что она будет выглядеть благородной и милосердной. Но случилось неожиданное.

– Поздно! – холодно пожал плечами Каха. Его самого удивил собственный грубый ответ. Он ничего еще не предпринял против Аллиного отца и даже еще не решил, будет ли. Просто на душе стало очень горько. Ни одинокие посиделки на могиле родителей, ни теплые поминки, устроенные соседями, ни резко сократившийся список кандидатов в покойники не облегчали душу. Перед глазами стояли голые остовы деревьев у госпиталя, с которых взрывной волной начисто сорвало листву. Поначалу он их не помнил, но потом, через полгода после взрыва, они вдруг всплыли на поверхность памяти и с тех пор терзали своими голыми ветками. У него оставалось смутное чувство, что родители им недовольны. Что они тоже ждали от него прощения. Он бы и хотел простить, но не мог. А Алла, пустая девчонка, вдруг смогла.

– Как – поздно? – растерялась она. – Ты уже что-то сделал?

– Такими словами не бросаются, детка.

– Но я передумала! Я его простила! Я поняла…

– Это уже никого не колышет.

– Но я не хочу!..

– Придется потерпеть! Тебе тоже не мешает преподать урок. Неуважительное отношение к отцу карается. Власть старшего равна власти Бога!

– Мне? Преподать урок?! – Бешенство ударило ей в голову. Нет, она не умрет, в запасе еще много ненависти. – Пошел ты!..

Боже, неужели она это сказала? Алла отшатнулась, скорее от страха перед выскочившими у нее изо рта бранными словами, чем от возмущения Кахиными, опрокинула на деревянный помост стул и рванулась вон, словно ужаленная обоюдной грубостью.

Куда?! Она же на Кахиной машине!

Каха продолжал как ни в чем не бывало сидеть, небрежно закинув ногу на ногу. Официант услужливо подхватил упавший тиковый стул. Каха кивком показал, что прибор беглянки можно убрать. Он тоже был в бешенстве, но по другому поводу. Какая-то девчонка смогла, а он? Он по дороге сюда злился, что его опередили и одного косвенного виновника взрыва убрали раньше. Смешно: убийства наперегонки. Это и есть кавказская честь? Или та дикость, которой мягко попрекали его близкие? Хорошо еще, что на фирме не знают о его «хобби». Или делают вид, что не знают.

Почему же нет облегчения? Потому что он стал таким же кровожадным абреком, как все? Стал тем, от чего его так долго уберегали родители? Что же делать? Возвращаться в Америку и полностью оторваться от родных корней, навсегда став гражданином мира? Вернуться в Моздок, принять ислам и посвятить свою жизнь очистке любимого города от нечести всех мастей? Но родители не хотели, чтобы он стал мусульманином. Они хотели, чтобы он был человеком. Они считали, что любая религия делает человека несчастным.

Но на что может опереться человек без корней, как он? Можно посвятить жизнь поискам своих родичей-изгнанников. Можно остаться высокооплачиваемым хай-менеджером в Москве, уважаемым человеком в кавказской диаспоре, обдуманно жениться, родить новых детей. Или отнять прежних. Или вернуть прежнюю жену. Он может всё, но ничего не может утешить его. А тут еще эта взбалмошная девчонка со своими выкрутасами. Все было так ясно, пока она была просто ночной дежурной, недостойной человеческого отношения из-за ненависти к родному отцу… Каха смотрел тяжелым взглядом ей вслед. «Все плохо. Отец, научи меня! Как трудно одному!»

Алла мчалась вверх по ступенькам с причала, в ужасе чувствуя, что вселенная Кахи сворачивается у нее за спиной, точно как в рекламе мобильного телефона. Сворачиваются ее дерзкие мечты выйти за него замуж и дом-уродец в «Горках-2», сворачивается за ее спиной и сам «Причал», и она едва успевает выскочить на стоянку.

– Можно вызвать такси?

– Сию минуту.

«Что делать? Предупредить отца? Оставить все как есть? Что делать? Перестать вырабатывать ненависть? Как бы поступила Стёпа? Стёпа, подскажи! Как трудно одной!»