Величие Вавилона. История древней цивилизации Междуречья - Генри Уильям Фредерик Саггс

Грехом великого дерева Ассирии была гордыня, но Иезекииль не испытывает мстительного чувства, говоря о падении империи. Он добавляет: «Так говорит Господь Бог: в тот день, когда он сошел в могилу, Я сделал сетование о нем, затворил ради него бездну и остановил реки ее, и задержал большие воды, и омрачил по нем Ливан, и все деревья полевые были в унынии по нем» (31: 15).

Конечно, мы не можем отрицать, что ассирийские административные методы были по современным меркам жесткими, но нельзя забывать и о другой стороне вопроса. Не являясь простым деспотическим милитаризмом, звериной жестокостью удерживающим покоренные народы, ассирийский империализм обязан своим успехом именно высокоразвитой и эффективной системе управления и вниманию энергичной бюрократии к ежедневным нуждам системы. Уже во время правления Ашшурназирпала (883 – 859 до н. э.) административные действия на завоеванных территориях были не произвольными, а согласующимися с общепризнанными принципами. А во времена Тиглатпаласара III (спустя 140 лет), когда древнееврейские царства окончательно попали под влияние Ассирии, уже виден отчетливый образец имперской администрации, который при следующих царях изменился лишь в деталях.

Политическое управление редко является чистым делом, и поэтому к любому общему правилу должны быть исключения. Если говорить широко, на контролируемых Ассирией территориях имелись административные единицы, которые были связаны с центральным ассирийским правительством узами трех типов. Первые – самые свободные и необременительные – связывали с Ассирией государства, правители которых из соображений благоразумия платили дань ассирийскому царю как знак дружеского отношения, которое, в зависимости от обстоятельств, колебалось между союзническим и вассальным. Правители таких государств в обмен на дань получали конкретные преимущества в виде ассирийских гарантий против агрессии, в отличие от Египта – трости надломленной, «которая, если кто опрется на нее, войдет тому в руку и проткнет ее» (Ис., 36: 6). Ассирийские гарантии обычно претворялись в жизнь и настолько высоко ценились, что в некоторых случаях, самым известным из которых является случай с Ахазом, сыном царя Иудейского (4 Цар., 16: 7 – 9), маленькое государство брало в свои руки инициативу и само выражало желание стать данником Ассирии. На практике политический статус государств, состоящих в таких отношениях с Ассирией, варьировался в очень широких границах, в зависимости от таких факторов, как географическое положение, матримониальные союзы с другими государствами, расстояние от ближайших ассирийских военных сил или крупных чиновников. В некоторых случаях за интересами Ассирии наблюдал и усиливал ее влияние ассирийский военный советник или наблюдатель, постоянно находившийся при местном дворе.

Государства, которые однажды приняли – по собственной инициативе или под давлением – такой тип взаимоотношений с Ассирией, с течением времени рано или поздно попадали под более жесткий контроль. Ведь если такой данник, однажды предложив формальное подчинение, впоследствии по той или иной причине переставал платить ежегодную дань, это рассматривалось ассирийцами как враждебный акт и являлось поводом для применения военной силы. Иногда, благодаря везению или дальновидности не выполнившего свои обязательства государства, вооруженные силы Ассирии оказывались занятыми в другом месте, и даннику удавалось избежать немедленного наказания. Однако во многих других случаях ассирийским ответом на подобную ситуацию была атака на непокорную территорию малыми силами, которые урезали ее, аннексируя удаленные районы к более надежным государствам или провинциям. Затем ассирийцы вмешивались во внутренние дела государства, чтобы заменить ненадежного правителя на другого, более приемлемого для Ассирии, или, если вполне лояльный проассирийский правитель оказывался смещенным внутренними силами, чтобы восстановить ассирийского протеже. В любом случае правитель, признанный Ассирией, связывался клятвой перед великими богами, а ассирийский чиновник, вероятно при поддержке небольших военных сил, оставался на проблемной территории, чтобы наблюдать за местными событиями и международными отношениями государства и обеспечивать своевременную уплату дани. Таков был второй, он же промежуточный, тип взаимоотношений с Ассирией.

Последующее нарушение клятвы о союзе было преступлением, причем не только перед Ассирией, но и перед великими богами, и потому каралось смертью. Наказание было не столько отмщением провинившемуся или предупреждением другим, сколько искуплением вины перед богами, которые, если не будут удовлетворены, могут наслать чуму, потоп, голод, землетрясение или любое другое явление, которым можно выразить недовольство богов, на всю территорию. Сходство этой концепции неприятностей национального масштаба, вызванных нарушением клятвы или другой обидой, нанесенной богам, с некоторыми библейскими текстами очевидно. Ахан «взял из заклятого, и гнев Господень возгорелся на сынов Израиля» (Иис. Нав., 7). Ситуация изменилась, только когда грех обнаружился и грешника покарали. Ионафан нарушил пост, клятву о котором дал от имени всех израильтян его отец Саул, и должен был умереть, но его отстоял народ, который считал, что, если Господь даровал войску под предводительством Ионафана победу, значит, он одобрил его действия (1 Цар., 14). Из-за своей искупительной природы казнь в таких обстоятельствах могла предваряться пытками, которым придавалось религиозное или магическое значение. Подобные жестокости, обычно рассматриваемые вне контекста событий, в основном ответственны за то негодование, которое высказывают в адрес Ассирии современные историки и толкователи Ветхого Завета. Другие два момента, давшие повод для негодования современных историков, – это сваливание в кучу голов или тел мертвых и холокост пленных, о чем нередко упоминается в ассирийских царских анналах примерно в таких выражениях: «Их трупы я сложил в столбы, их юношей и девушек я сжег в огне». Первое, хотя и оскорбляет религиозную чувствительность живых, жестокостью по отношению к павшим, строго говоря, не является. Более того, подобные примеры можно найти и в XX в. н. э. Сэр Филип Гиббс (The Pageant of the Years – «Шествие лет») упоминает о фотографии турецкого офицера, сидящего на груде черепов и курящего сигарету. Что же касается сожжения в огне, значит ли это, что детей сжигали живыми, – вопрос открытый. Если да, возможно, это был некий религиозный или магический акт, сходный с тем, что совершали иудеи в период древнееврейских царств.

Следует помнить, что пытки живых людей (см. фото 63) были далеко не типичным обращением с покоренными народами в целом и затрагивали крайне ограниченное число людей. Основную массу населения или штрафовали, или оставляли их в покое, предоставляя заниматься своим бизнесом, или, что со временем делалось все чаще, депортировали (см. фото 47 и 49). Завоеванные территории населялись людьми из других мест и реорганизовывались в провинции под прямым управлением ассирийцев. Более того, ассирийская практика вовсе не должна рассматриваться в свете высших христианских идеалов, о которых так часто забывали во время войн XX в. н. э. Ее следует мерить современными ей стандартами, примеры которых легко найти в Книге Царств. Несколько примеров из записей правителей избранного народа, которые относятся примерно к тому же периоду, прояснят вопрос. Вааса, воцарившись на троне Израиля, «избил весь дом Иеровоамов, не оставил ни души у Иеровоама, доколе не истребил его» (3 Цар.,15: 25 – 30). Замврий, также с одобрения пророков, сделал то же самое с семьей Ваасы, узурпировав трон (3 Цар., 15: 8 – 13), причем в этом случае, поскольку Замврий правил только семь дней, царственный убийца не мог тратить время на размышления или пытаться изобрести убедительный предлог, чтобы удовлетворить общественное мнение. Когда же один из царей, Ахав, продемонстрировал великодушие по отношению к поверженному врагу, то был гневно осужден одним из пророков (3 Цар., 20: 30 – 42). В 4 Цар., 2: 23 – 24 с явным удовлетворением описывается судьба сорока двух детей, проклятых Елисеем и впоследствии растерзанных медведями. Случилось это в действительности или нет, пророческие круги, очевидно, считали, что это должно было случиться, и мораль истории была приемлемой для пророческих школ не только времен Елисея, но и значительно позже, во время составления Книги Царств. Другой израильский монарх, Инуй, уничтожив семьдесят сыновей Ахава и всех его уцелевших родственников заодно с сорока двумя сыновьями Охозии и большим числом вполне мирных последователей Ваала, получил энергичное одобрение влиятельных поклонников Иеговы (4 Цар., 20: 1 – 30). В качестве последнего примера древних стандартов упомянем Менаима, который «...поразил... Типсах и всех, которые были в нем и в пределах его... за то, что город не отворил городских ворот, и разбил его, и всех беременных женщин в нем разрубил» (4 Цар., 15: 16) и даже не навлек на себя никакой кары за столь очевидную жестокость. Судя по моральным стандартам, которые принимали такие события как нормальные и оправданные, Ассирия не может обвиняться в исключительном варварстве. А если сравнивать с современной войной, лишь очень немногое в самых ужасных частях ассирийских царских анналов не может сравниться с событиями в Европе и Африке после 1939 г.