Валентин Распутин - Андрей Румянцев

В деревне рассказывают, что Светлана Ивановна любила, одевшись просто, «по-аталански», копаться в огороде или готовить для большой семьи овощные блюда. Иногда свекровь говорила ей: «Почему ты не оденешься получше?» И добавляла не без гордости: «Ты всё-таки жена писателя». На что невестка с улыбкой отвечала: «А чем же я-то заслужила такое право — отличаться от других? Тогда и вам надо принарядиться: вы всё-таки мать писателя!»

Для любого человека после собственного выпускного вечера следующий, такой же волнующий — выпускной вечер сына или дочери. Для супругов Распутиных это событие пришлось на 1978 год, когда среднюю школу окончил сын Сергей.

Признаюсь, мне было интересно узнать, как Валентин Григорьевич и Светлана Ивановна наставляли Сергея, а позже и Марусю: какую профессию выбрать в жизни? Всё-таки это судьбоносное решение дети вряд ли могли принять без их советов.

В нашем разговоре на эту тему Сергей не пытался припоминать каких-то наставлений отца или матери. В сдержанном рассказе сына всё было прозаично, но вместе с тем и интересно.

— Сначала, ещё учась в десятом классе, я хотел стать геологом, однако в последний момент передумал и поступил в Институт иностранных языков. На четвёртом курсе пошёл служить в армию, а вернувшись, закончил учёбу, только уже заочно. После института по распределению меня направили в школу учителем английского языка. Спустя два с половиной года, погнавшись за высокой зарплатой, устроился на завод тяжёлого машиностроения в литейный цех. Поработал отбойным молотком. Но и там надолго не задержался.

На дворе 1989 год, горбачёвская перестройка. Уже появились кооперативы. В Иркутске тогда жил писатель, журналист, старатель Леонид Мончинский, а моя первая жена Надежда дружила с его дочкой Любой. Леонид Васильевич занимался подбором кадров для строительного кооператива «Северный» в Ухте, в Республике Коми, и он предложил своему зятю Славе и мне поехать туда. Кооператив «Северный» был создан по типу старательских артелей Вадима Туманова, и там заколачивали в те годы бешеные деньги. Естественно, мы не могли отказаться от такого предложения. И сейчас, по прошествии более четверти века, я очень благодарен Леониду Васильевичу за две вещи. Во-первых, пока мы со Славой были там, в Ухте, он как бы шутя, исподволь, но постоянно настраивал нас, выросших в СССР, на предпринимательство. А во-вторых, я заработал всего за полгода около двенадцати тысяч рублей — деньги для конца восьмидесятых немалые, и они мне вскоре пригодились.

Ещё работая в кооперативе, я принял решение создать свою языковую школу. Но как? Мне явно не хватало навыков разговорного английского, знания методики преподавания языка, а также хороших учебников. И тут мне в голову пришла довольно неожиданная для того времени идея поехать в США — границы только-только начали открываться. Я написал письмо Джерри Миккелсону и его жене Маргарет Уинчел. Он — профессор русского языка и литературы в Канзасском университете, она — сотрудница славянского отдела университетской библиотеки. Они переводили произведения моего отца на английский, и благодаря этому мы были знакомы. К счастью, они согласились принять нас, Надежду и меня, в своём доме и прислали нам официальное приглашение.

Надо сказать, что это было увлекательное и полезное путешествие. Мы проехали пол-Америки на автобусе, общаясь с простыми американцами, и посещали занятия английского языка в Канзасском университете и в частном институте международных исследований в Монтерее, штат Калифорния. Я ремонтировал крыши в Лоренсе, штат Канзас, за пять долларов в час, и чистил от снега дорожки перед частными гаражами.

Первый месяц мы жили у Джерри и Маргарет; они и помогли нам с работой и посещением занятий в университете. Затем мы улетели в Сан-Франциско, где остановились сначала у матери одного нашего американского знакомого — весёлой и гостеприимной Элиз де Грут, которая, к слову, до пенсии работала клоуном в цирке, а потом благодаря связям Леонида Мончинского нас принял в своём шикарном доме русский миллионер Алексей Ермаков. Мы жили посреди леса недалеко от Невада-Сити в семье буддиста и эколога Майкла Килэгру (с ним я ранее путешествовал по Байкалу) и у русских эмигрантов первой волны в Монтерее.

Я потратил на Америку все свои заработанные в «Северном» деньги, и ни разу не пожалел об этом. Во многом благодаря этой поездке и была основана языковая школа «Эй-Би-Си», которой, кстати, в будущем году исполняется двадцать пять лет.

— А как отец относился к «делу твоей жизни», если позволишь так выразиться? Помогал ли он, давал ли какие-нибудь житейские советы?

— Поначалу он был настроен весьма критически, как, собственно, ко всему, что творилось в нашей стране в девяностые годы, но спустя какое-то время, очевидно, понял, что это у меня серьёзно и надолго. Давал ли он какие-либо советы? Нет, не давал, так как это была совершенно незнакомая ему сфера деятельности, только время от времени интересовался, как у меня идут дела.

* * *

О необычной «музыкальной» судьбе Маруси Распутиной мне поведала в долгой и захватившей меня беседе Марина Николаевна Токарская. В Иркутске она человек известный. Завсегдатаи местной филармонии знают её как профессиональную и увлечённую ведущую интересных концертов. Многие годы она — бессменный художественный руководитель в этом храме музыки, кандидат искусствоведения. Кроме того, в городе, да и по всей России живёт множество её учеников, занимавшихся у неё в музыкальной школе, училище, Институте культуры и искусства. Не хотелось прерывать её — так много интересного она рассказывала.

«Я преподавала сольфеджио в детской школе искусств. В сентябре 1979 года сюда привела свою дочку Светлана Ивановна. Она в первые же минуты сказала: „Дома мы называем её Марусей. Обращайтесь, пожалуйста, к ней так же“. Я ответила: „Конечно, конечно“. Вскоре и дети привыкли к такому имени, а я называла её Марусенькой.

Она была не по годам серьёзной. Я бы сказала, обладала совершенно взрослым чувством ответственности. Училась она на отделении фортепьяно. А достичь каких-то успехов в исполнительстве, как известно, можно лишь усидчивостью. О понимании музыки, о внутреннем чутье я уж не говорю. И вот все семь лет Маруся училась только на „пятёрки“. Я не помню ни одного занятия, чтобы она пришла плохо подготовленной. Никогда! С четвёртого класса началось изучение нового предмета — музыкальной литературы. Его вела тоже я. Дети изучают музыкальные жанры, произведения выдающихся композиторов. Для Маруси такие занятия, как и игра на фортепьяно, стали тоже любимыми. Она искала интересные материалы и делала на уроках сообщения, доклады. В тетрадях для сольфеджио я находила сочинённые ею этюды, записи по теории музыки. Было видно, что она открыла для себя мир творчества. Мы с ней вели бесконечные обсуждения…

В выпускном классе она мне говорит:

— Марина Николаевна, я хочу быть музыкальным теоретиком, как вы. Получится у меня?

Какое чувство могла испытывать я, педагог, когда ребёнок решил выбрать мою профессию?

— Конечно, получится! — отвечаю. — У тебя же одни „пятёрки“, и ты так много занималась самостоятельно.