Я стираю свою тень - 3 - Сергей Панченко

Посмотрел на прибор, надетый на руку. Красный сектор закрасил градусов десять от общей площади круга. Времени у меня впереди был еще целый вагон. Я медленно поднялся и сел. Голова кружилась. Грудь в том месте, куда попал транквилизатор, болела. Я достал обезболивающую таблетку и запил ее. Через пять минут она начала действовать.

Думать стало еще легче, особенно на фоне тишины. Заглянул в иллюминатор и увидел с десяток трупов «макак» и одного «медведя». Дорого зверушкам обошлась вечеринка. Неужели колонисты прошлого не отстреливали животных, чтобы жить в тишине? Наверное, у них были свои правила насчет отношения к природе колонизируемой планеты, минимум воздействия.

Через час мне захотелось есть. Я снова открыл «рис» и навернул его с удовольствием, как обреченный на казнь, пожелавший вкусить напоследок плотских радостей. Время от времени я махал Айрис в камеры и показывал, что меня не сломить, что я силен духом как никогда. А самого подтачивала изнутри жалость к себе. Временами хотелось пустить слезу и даже пореветь, чтобы снять накопившуюся нервозность. Только я знал, что этим расстрою Айрис еще сильнее.

Раздался первый крик. Издалека, слабый, но заранее раздражающий меня неприятными ожиданиями. Я затолкал в уши разжеванную бумагу. Присел на сиденье у иллюминатора и закрыл глаза. Вся жизнь прошла перед глазами с того момента, как я встретил Айрис. Жизнь дала мне невероятный шанс начать ее заново, и у меня получилось. Разница между тем и этим мной была невообразимая. Прежний Гордей никогда бы не понял настоящего, если бы нам суждено было встретиться. Мы разошлись по параллельным вселенным.

Интересно, какие мысли думала о своей жизни Айрис. Ей ведь было еще сложнее. У нее под сердцем был наш ребенок, которому придется объяснять, что папка погиб у нее на глазах, а она ничего не могла сделать. Мне пришла в голову сентиментальная мысль. Я взял бумажную обертку и написал на ней «Я вас люблю» и показал в камеру. В этом момент слезу мне все же не удалось удержать. Она предательски скользнула по щеке, а я инстинктивно вытер ее рукавом.

И тут меня будто иглой в задницу кольнуло. Джанбоб соединил земную сеть и космическую не просто так. Он использовал меня в качестве наживки, а запрограммированный на отпечаток пальца Айрис экран это предложение, от которого она не сможет отказаться. Какой я идиот, представляющий Айрис рыдающей у экрана. Она уже давно искала способ спасти меня, но на самом деле, ей была уготована еще одна ловушка. Мне захотелось отговорить ее от этого опасного занятия. Лучшим выходом в нашей ситуации отдать под сруб ферзя, то есть себя, но не проиграть партию. Джанбоб не вечный, как и его месть. Пусть останется жить Айрис и наш ребенок. А мне при таком раскладе и умирать было не страшно.

Я подписал под предыдущей надписью на обертке бумаги на русском языке, чтобы не прочитал Джанбоб: «Не вздумай меня спасать. Пропадем все» и показал в экран. Хотелось верить, что Айрис прочитала. Джанбоб специально лишил нас двухсторонней связи, чтобы мы не сговорились. Мое ожидание и метания, которыми он тоже наслаждался, доставляли ему моральное удовлетворение. Я чувствовал, как он пялился в экран, самодовольно усмехаясь, пуская от садистского наслаждения слюни.

Обидно было умереть на потеху. Еще обиднее, если попадется Айрис. Наверное, наше совместное счастье оказалось противоестественным, раз судьба подвергла его таким испытаниям. Коротко, но ярко. Совсем не то, о чем я мечтал. Айрис для меня была слишком хороша. Красива, умна и склонна к постоянному риску. Не мой идеал, если подумать. Я слишком спокойный и не азартный, чтобы наши сердца бились в одном ритме и вряд ли даже к старости мы стали бы мыслить одинаково. Но другой судьбы мне больше не хотелось. Айрис именно та женщина, которая сделала из меня мужчину, и я был ей за это благодарен и помимо этого все еще любил ее, как первоклассник старшеклассницу, восторженно, во все глаза.

Белая окружность закрасилась красным примерно на четверть. Прошло шесть часов с того момента, как мне поставили смертельный таймер. Чувства притупились. Не было такого страха, как вначале, одна усталость и желание, чтобы скорее все закончилось. Я лежал вдоль ряда сидений, болтая ногой, искренне желая позлить Джанбоба расслабленной позой. Вокруг меня собрался целый хор «ревунов», вопящих на разные голоса. У меня сложилось такое чувство, что они оплакивали убитых соплеменников. Или мне просто хотелось, чтобы у кого-то денек задался хуже моего.

Еще один пропавший без вести землянин. Интересно, сколько их сгнило на чужих планетах, сколько замерзло в космосе, сколько батрачат на космических преступников, не имея понятия о том, как вернуться домой. Как интересная у меня судьба. За такую на Земле пожизненное наблюдение у психотерапевта и таблеточки утром и вечером. Внукам бы рассказывать, не указывая собственное авторство. Или же, наконец, взяться за книги, чтобы излить душу, пока свежи впечатления.

Я снова перекусил какой-то синтетической гадостью. Полупился в иллюминаторы, наблюдая за тем, как «макаки» пытаются переорать друг друга. Милые зверушки, но очень шумные. Сквозь облака бледно проступили кольца. На землю упала ночная тень, выделившая их сияние в небе. Красивая ночь, можно было бы насладиться ею при других обстоятельствах, но сегодня канун моей смерти и потому происходящее вокруг воспринималось через вуаль отстраненности. Ожидание смерти хуже самой смерти.

Я пару раз порывался выскочить наружу, но побеждало не здравомыслие, а чувство вредности. Не дать космическому извращенцу получить удовольствие раньше времени. Представил, как он брезгливо плюет в экран, получив то, что хотел, а именно подтверждение своих выводов о моей слабости. Хрен тебе Джанбоб, а не смерть Гордея. Вытерплю до конца. Дождусь, когда игла впрыснет в кровь отраву и сам плюну в камеру. Наверняка к тому времени от перенесенных потрясений мое тело не будет так болезненно реагировать на яд. Только бы Айрис не вздумала меня спасать. Пусть проживет за меня нашу земную жизнь.

Меня потянуло в сон. Я закрыл глаза и оказался во власти круговерти бессмысленных и бесконечных кошмаров. Мелькающие персонажи сна шумели, суетились, таскали меня по каким-то пещерам, пугали из-за угла и буравили взглядом, в котором притаилось вселенское зло. Одним словом я не спал, а мучился и даже обрадовался, когда проснулся. Иллюминатор светился дневным светом. Прибор оказывал гораздо меньше половины отведенного времени.

Я демонстративно встал, потянулся, насколько позволяли габариты капсулы и начал завтракать. Есть не хотелось. Внутри меня жила мелкая дрожь, вызывающая рвотные позывы. Но я хотел казаться спокойным и уверенным, будто могу прожить сотню жизней. После завтрака, взял чистую обертку и написал на ней: «Джанбоб, твоя жизнь будет хуже моей смерти». Что-то вроде проклятия, чтобы напугать его напоследок суеверным страхом справедливого возмездия. Подержал перед камерами несколько минут, скалясь как Мефистофель.

Почему-то в последние часы меня больше всего преследовал образ Михаила Аркадьевича, растерянно смотрящего на меня, как на человека, подарившего, а затем убившего надежду. Мне было жалко его до чертиков и стыдно, что не сдержал обещание. Он был как ребенок, оставшийся без родителей, потерянный, одинокий и жалкий. Совсем не тот мужественный следователь, которого я знал. Снова слеза предательски скользнула из глаза. Я вытер ее о плечо, надеясь, что Джанбоб не поймет причину моего жеста.