Преступная история США. Статуя кровавой свободы - Лев Вершинин

Морально сломленный Давид Калакауа умер 20 января 1891 года в Сан-Франциско, завещав престол сестре. «Реформаторы» ее ненавидели и боялись, тем паче что она не скрывала намерения покончить со «Штыковой Конституцией». Но еще больше они боялись всеобщего восстания, и потому 29 января 1891 года Лидия Лилиуокалани взошла на трон, тотчас показав, что предметом мебели быть не намерена. Очень популярная в массах, как сторонница «старого доброго закона», она активно вписалась в политику, употребив весь свой авторитет для поддержки ЛПА, и без того достаточно быстро набиравшей влияние. Ее рабочий кабинет стал своего рода клубом оппозиции, а ближний круг – штабом, и хотя супруг королевы и ее правая рука Джон Доминис в 1892 году скончался, мадам Лидия выстояла. Более того, дала бой правительству на ключевом для янки фронте. В связи с ограничениями, введенными США на импорт сельхозпродукции, включая гавайский сахар, плантаторы считали, что пришло время войти в состав США. Лилиуокалани же предпочла искать новых партнеров и, какая наглость, налаживать прерванные ее предшественником контакты с Британией. Неудивительно, что уже с конца 1891 года эмиссары Партии Реформ буквально поселились в Вашингтоне, требуя аннексии, и встретив полное понимание со стороны администрации республиканского президента Бенджамина Гаррисона, начали подготовку к перевороту.

Судя по всему, королева что-то знала (или подозревала): 14 января 1893 года она заявила, что намерена внести предложение об отмене «Штыковой Конституции» на рассмотрение нового состава парламента, после выборов, намеченных на 21 января. Сознавая, что на этих выборах ЛПА соберет не менее половины голосов, что автоматически сделает премьером Железного Герцога, американцы заспешили. 17 января 1893-го «Винтовки из Гонолулу» заняли ключевые здания столицы, и «временное правительство» во главе с Сэнфордом Доулом, членом Высшего Суда, объявило, что «феодализм низвержен». Неуместную активность Сэма Нейтона, начавшего выгонять из дворца обнаглевших «реформаторов», быстро охладил десант с американского крейсера «Бостон», по стечению обстоятельств за два дня до событий зашедшего в Гонолулу. Парламент был распущен, политические партии, кроме ПР, тоже, выборы перенесены на неопределенный срок в связи с «необходимостью демократизировать Основной Закон». На протесты королевы, «во имя Бога, Конституции и порядочности» взывавшей к президенту США, ответа не было. Напротив, уже 14 февраля Гаррисон сообщил, что принял решение об аннексии Гавайев. Но не успел. Его каденция подходила к концу, а демократ Кливленд не считал внешнюю агрессию делом первоочередной важности. Сыграли роль и въедливость нью-йоркских адвокатов, нанятых агентами королевы, и влияние в Новой Англии клана Доминис, и активность кронпринцессы Виктории Каиулани, дивно красивой девушки с дипломом Сорбонны.

В конце концов, для изучения вопроса на Гавайи отправилась «комиссия Блаунта», подготовившая подробный отчет. В частности, о демографии: всего населения 89 990 человек, из которых 40 612 – гавайцы и метисы, 15 301 – китайцы, 12 360 – японцы, 8602 – португальцы, 2103 – англичане и шотландцы, и только 1928 – американцы. Иными словами, аннексия нежелательна. В итоге путчисты зависли в воздухе. 4 июля 1894 года Дойл и компания объявили «Гавайскую республику», но, имея за спиной королеву, хоть и низложенную, но почитаемую законной 98 % населения, чувствовали они себя неуютно. Их поддержали даже не все зажиточные бритты, и в результате избирательный ценз пришлось взвинтить столь круто, что граждан оказалось менее 4000 человек. Чем не преминули воспользоваться Лилиуокалани и ее разноцветные паладины.

В январе 1895 года Железный Герцог вновь взялся за оружие. Опуская интереснейшие детали, отмечу: восстание имело шансы на успех, однако начавшись раньше намеченного срока, утратило внезапность и после нескольких довольно крупных по масштабам Гавайев стычек 6–9 января 1895 года закончилось разгромом. Сама королева, не скрывавшая причастности к событиям, попала под домашний арест, вожди роялистов приговорены к повешению. Просить пощады Вилкокс и остальные отказались. Спасая друзей, Лилиуокалани отреклась от престола и – уже в качестве «вдовы Доминис» – публично присягнула на верность «республике», после чего смертников помиловали. На какое-то время все успокоилось. А в 1896 году к власти в Штатах вернулись республиканцы, и уже 15 июня 1897-го президент Мак-Кинли выдвинул законопроект об аннексии Гавайев, мгновенно поддержанный в Гонолулу. Сенат, правда, еще возражал, но после начала испано-американской войны вяло. Ни болтовня адвокатов, ни чары туземной княжны не имели уже никакого значения. Летом 1898-го закон прошел все инстанции и 12 августа был подписан Мак-Кинли. Аннексия стала фактом.

Коротко о дальнейшем. Ее Величество Лидия Лилиуокалани скончалась в глубокой старости, и до последнего дня ее жизни бывшие подданные, и белые, и «цветные», кроме, разумеется, янки, воздавали ей королевские почести. Роберт Уильям Каланихиапо Вилкокс, основав Партию Независимости, с 1900 года представлял интересы острова в Конгрессе США, крепко нервировал законодателей, называя вещи своими именами, и в 1903 году скончался в Вашингтоне (по официальной версии, от пищевого отравления); небольшой памятник Железному Герцогу стоит в парке его имени. Куда более величественное изваяние Сэнфорда Дойла украшает собой центр Гонолулу. Впрочем, в Вашингтоне высится еще более солидный Камеамеа I, объявленный «великим американцем». Гавайцы, став сперва подопечными, а с 1959 года – уже и полноправными гражданами, оказались к концу ХХ века абсолютным меньшинством на когда-то своей земле, и по сей день немалое количество их упорно, подчас на грани фола настаивает на незаконности событий 1893–1895 годов. Им даже удалось кое-чего добиться. 23 ноября 1993-го Конгресс США одобрил, а президент Клинтон подписал резолюцию 103/105, приносящую «извинение коренным гавайцам от лица народа Соединенных Штатов за незаконную аннексию Гавайского королевства». Не забыв, впрочем, вписать пункт, предупреждающий, что «настоящая резолюция не может служить основанием для предъявления претензий к США». Согласимся, и морально, и прагматично. Вполне по-американски.

Впрочем, начиналось все значительно раньше. Лет на пятьдесят. Сразу после добровольно-принудительного приобретения Флориды у беспомощной Испании представители США пытались «дожать» Мадрид на предмет уступки заодно с Флоридой и Техаса, большого, богатого, стратегически важного и очень интересовавшего янки практически со дня обретения независимости. Однако госсекретарь Джон Куинси Адамс, возглавлявший американскую делегацию на переговорах, был, как и многие представители Отцов-Основателей не чужд уважения к морали, и не стал добивать благородных донов, позже объяснив рассерженным коллегам, что «не нашел возможности доказать неоправданность претензий Испании на район от реки Сабины до Рио-Гранде-дель-Норте». Таким образом, Техас остался испанским. Однако богатые земли были крайне слабо заселены, и Мадрид не нашел ничего худого в том, чтобы удовлетворить просьбу американца Мозеса Остина о переселении в своей колонии довольно крупной (300 семей) группы умелых и работящих уроженцев американского Юга. Правда, самому престарелому Мозесу воспользоваться плодами своих ходатайств так и не довелось, первый поселок на выделенных землях строил уже его сын, Остин, человек дальновидный, непростой и с еще более непростыми связями, по мнению многих исследователей смотревший далеко вперед.