Красный бамбук - Влад Савин

Так что пана Бельковского хорошо знали в университете, куда его ввел шеф, пан Ковальский. Который был личностью еще более примечательной. Старше Бельковского на девять лет, не просто врач, а завотделением, доктор наук, и, как утверждают, был знаком еще с Бельковским-папашей. И в то же время – коммунист с 1931 года (членство в КПЗУ – компартии Западной Украины). Вступил в очень плохое для партии время – от слухов с востока (и коллективизация, и голод) КПЗУ катастрофически теряла авторитет в массах. В сороковом (уже в СССР) был арестован, год сидел в лагере, был выпущен зимой сорок первого (медработники на фронте были нужны), всю войну прошел в дивизионном медсанбате (последнее воинское звание – подполковник медицинской службы). Член ВКП(б) с 1944 года, еще через два года демобилизовался и с тех пор во Львове. Причем что странно, поляк он лишь наполовину (по отцу), мать – уроженка Киева (украинка? русская? еврейка?). Был женат, но жену и дочку убили бандеровцы в июне сорок первого, во время известного львовского погрома. Так может, он потому и решил стать поляком, причем еще «панистее настоящих панов»? Впрочем, после того как я в пятьдесят третьем видел Странника, который был членом еще РСДРП(б), то есть с еще царских времен, а после героем Гражданской, а теперь стал врагом СССР (настоящим, а не придуманным), то уже ничему не удивляюсь.

Ну и где тут криминал? Еще деталь – и Бельковский, и Ковальский были тут в Львове активными членами польского культурного общества «Белый орел» (Ковальский так вообще одним из руководителей). Опять же абсолютно ничего незаконного – польские песни, танцы, литература, и вообще, «не дадим польскому языку забыться». Не замечено никаких враждебных лозунгов по отношению к СССР, русскому народу и коммунистической идее. Снова – зацепиться не за что.

Хотя – вот лично у меня еще с иной жизни в непрекрасном будущем зуб на всякие «некоммерческие организации», фонды и прочее. Которые тогда наводнили РФ, уча, как нам, сирым и убогим, в европейскую цивилизацию войти. Так СССР при Сталине, тем более в этой реальности, еще более победный – ну совершенно никакого комплекса неполноценности перед всемирной демократией не имеет, не забыли еще, как две трети Европы на гусеницы намотали. Но тут, как я вижу, чисто национально-польское, а не «общечеловеческое», так что даже в разрушающем воздействии на взгляды советских людей не обвинить.

Бельковский… где-то я уже слышал эту фамилию. В поезде проводница сказала про пани, с которой я говорил, – Бельковская Станислава, из девятого купе. Фотография в досье – точно, она. Год рождения 1920-й, Варшава, с 1938-го вместе с братом в Львове (куда перебрались, как написано в биографии, после смерти отца). Затем в СССР, затем оккупация – странно, немцы в Польше истребляли интеллигенцию с таким же усердием, как евреев, а пану Бельковскому было дозволено продолжить работу и даже выделено какое-то количество узников из концлагеря как «подопытный материал». Именно этих людей (в большинстве доживших до освобождения) пан Бельковский и объявил «спасенными», ну а свою работу на немцев, конечно, чистейшей профанацией и саботажем. Но ведь не настолько дураками были фрицы, чтобы год верить обещаниям, ни разу не увидев какого-то достигнутого результата? И чтобы просто выжить в оккупации, польский врач должен был или найти в себе германские корни, или пообещать (и показать) что-то уникальное, «что никто другой сделать не может». Название темы, «исследование психических состояний при…», дальше на латыни. Известно, что в сорок шестом Бельковский обращался уже к советским властям на предмет финансирования этих своих работ, и даже была создана экспертная комиссия, вот ее вывод – по неперспективности отказать! И снова куча медицинских терминов – ну хоть бы по-русски параллелили, что это значит? Но – Станислава Бельковская была с братом все эти годы, немцы даже паек выдавали на двоих. И хотя медицинского образования не имеет, в автобиографии записано, «чтобы выжить, подрабатывала медсестрой». Была замужем, с августа 1939-го – муж, поручик Войска Польского, сгинул осенью того же года, «о его судьбе сведений нет» – ну, раз за столько лет не объявился, или убили, или в какую-нибудь Аргентину сбежал и о жене забыл – в браке прожили даже не месяц, десять дней, оттого пани так и осталась под родительской фамилией, впрочем, возможно и чтобы к брату юридически привязаться во время войны. Сейчас числится младшим техперсоналом в Львовском университете, живет вместе с братом по адресу… в Москву ездила, «чтобы узнать о возможности своего поступления в МГУ», как записано в заявлении на отпуск, две недели. О постоянной связи с кем-то – данных нет, любопытно, такая эффектная пани, и свободна?

Так я надеюсь, она не откажется от ужина в ресторане с «московским геологом», с которым познакомилась в дороге? И в непринужденной беседе подробности о своем брате озвучит?

Станислава Бельковская

Будучи у себя дома – подлости не ждешь.

Я шла по коридору университетского здания – где проходила до того уже десяток лет. И думала, что этот день пройдет как все – сейчас в автобус, домой, накормить Яцека (он хоть и старший брат, но в быту иногда как ребенок). Почитать какую-нибудь книжку – и лечь спать. А завтра такой же день, и так будет до старости. Если не удастся вырваться из этого круга, уехав в Москву.

– Простите, пани?

Тот геолог из московского поезда. Не думала, что мы встретимся снова! Отчего мы становимся доверчивы и болтливы – с теми, с кем нас не связывает ничего? Хочется иногда излить душу – и, наверное, я плохая католичка, хотя и хожу на исповедь. Но отец Ксаверий не вызывает у меня желания быть с ним откровенной – после некоторых поступков, несовместимых с положением служителя Бога.

– Пани, раз уж мы встретились. Хочу пригласить вас пообедать в «Кракове». Конечно, если у вас нет других планов на вечер.

Ну, какие планы? «Краков» – ресторан не самый шикарный, но вполне респектабельный. Рабочий день скоро кончится, и мне даже не надо заезжать домой, чтобы переодеться – поскольку на мне было мое единственное приличное платье, «и на службу, и на выход». А мой собеседник показался мне вполне приличным и воспитанным человеком – и вряд ли он потащит меня в койку на первом же свидании. Ну а после он уедет, а я останусь с воспоминаниями об это дне, проведенном хоть с каким-то интересом.

Я думала, нам придется толкаться в автобусе, но Валентин буквально за одну минуту поймал такси (у нас в Львове пока еще редкость). В заведении нашелся и свободный столик, меню было богатым, официанты очень вежливы. Я даже спросила своего спутника – наверное, вы у себя в Москве большое начальство?

– На войне я был майором, – ответил мой собеседник, – а умение строить толпу раздолбаев это необходимое командирское качество. А до вашего прекрасного города я был в Синцзян-Уйгурии, где всякие внезапные трудности приходилось устранять оперативно, как командиру батальона в автономном рейде. После всего этого тыловые мелочи у себя дома…

– Вы разве прежде были в Львове? – позволила я перебить его. – Или тут жил кто-то из ваших родных?

– «Дом» для меня сейчас это весь СССР. Где есть Советская власть, где говорят по-русски и где есть советский закон. А не там, где все это наличествует лишь в расположении нашего гарнизона, да и там, ложась спать, оружие лучше держать под рукой. За пределами же наших постов – сплошное Дикое Поле, Дикий Запад или, если строго географически, Дикий Восток. Где ты – или жив, или нет. Зато там на всем казенном, а зарплата идет с коэффициентами. И когда возвращаешься, можешь какое-то время жить как пан.