Она любит плохих парней - Алекс Хилл

— Так уж и быть! — высокопарно отвечаю я. — Сегодня, в знак благодарности, я тебя пощажу.

Дарий снова смеется, поднимается и уходит на кухню. На несколько мгновений теряю фокус, улетая в безвременье между миров. Зависаю в окрыляющей теплоте ровно до того момента, пока не слышу глухой стук тревоги и ее мертвецки холодный голос: «Опять обманешься. Разобьешься. Это все не для тебя. Ты такого не заслуживаешь».

— Кать, — зовет Дарий, заставляя содрогнуться и порывисто втянуть носом воздух. — Все в порядке?

— Да, — торопливо отвечаю я. — Просто задумалась.

— Над фильмом?

— Эм-м-м… — тяну я, теперь уже действительно думая о фильме.

— Желательно выбрать тот, который ты уже смотрела и не раз. Тебе нужен отдых от эмоций, а знакомый сюжет и атмосфера позволят расслабиться.

— Это какой-то психологический прием?

— Что-то вроде того, — хмыкает Дарий и садится на диван у самого края, вытягивая ноги и хватая пульт с подлокотника. — Ну как, идеи есть?

— Две, — нехотя озвучиваю я.

— «Красотка» и «Грязные танцы»?

— Капец ты старый!

Дарий поворачивает голову, его брови подняты, а глаза широко распахнуты.

— Извини, извини, — тут же капитулирую я.

— Названия фильмов, — строго произносит он.

— «Сумерки» или «Гарри Поттер».

— Для Гарри слишком рано, даже заморозков еще не было.

— Значит, будем смотреть про блестящих вампиров.

— Хорошо, — с легкостью соглашается Дарий.

А вот это зря, он ведь еще даже не представляет, на что подписывается. Дарий выключает музыку и свет, на экране появляются первые кадры фильма. Крепко стискиваю зубы и сжимаю пальцы, выдерживая одну из самых страшных пыток человечества — не произносить вслух первый монолог Беллы о смерти и любви. Дарий безэмоционально смотрит на экран, никакой реакции.

— Видел его раньше? — спрашиваю я.

— Вскользь.

— О-о-о, ты будешь в восторге.

— Не сомневаюсь, — иронично бросает Дарий.

Кинокартина крепко удерживает мое внимание, хихикаю над нелепыми диалогами героев и с ностальгическим удовольствием наблюдаю за игрой актеров. Похоже, прием Дария и правда работает — не чувствую и капли напряжения, ведь я знаю все: каждую сцену и фразу, каждый шаг и поворот. Сонливость мягко опускается на макушку и стекает вниз, еще немного и я провалюсь в сон, а значит, пора идти домой, но… черт возьми, как же мне не хочется уходить!

— Ты остановил фургон! Оттолкнул рукой! — поддавшись порыву, говорю я в один голос с Беллой. — Никто тебе не поверит и… — мямлю с интонациями Эдварда. — Я и не собиралась болтать, но… я хочу знать… правду.

— Даже так? — с веселым удивлением спрашивает Дарий.

Поворачиваюсь к нему и продолжаю театр одного актера имени меня:

— Ты не отвяжешься, да? Нет. Боюсь тебя ждет… разочарование!

 — Браво! — Дарий хлопает в ладоши. — У тебя отлично получается, но сейчас нам нужно совсем не это.

Он встает с дивана и возвращается с охапкой темной ткани. Кидает подушку рядом со мной и расправляет толстый плед.

— Укладывайся, Катюш.

— Но я так вырублюсь, — слабо протестую я.

— В этом и смысл.

— Но…

— Давай скорее, а то все самое интересное пропустим.

Он хочет, чтобы я осталась? Улыбка расцветает на губах, умиротворение снова пленит тело. 

— И ты, как Эдвард, будешь наблюдать за мной, пока я сплю?

— Я похож на малолетнего извращенца?

— Ему сто лет.

— Значит, на старого извращенца?

Внутренний редактор уже порывается вставить свои пять копеек, но я отмахиваюсь от него и прошу не беспокоить до самого утра. Сил спорить или шутить больше нет, ресницы кажутся тяжелыми и колючими, а тело ватным и бесформенным. Опускаю голову на подушку и вытягиваю ноги, Дарий укрывает меня тяжелым пледом и занимает свое место. Смотрю на экран и чувствую нежное прикосновение горячей ладони к ступням. Разум успокаивается, аромат рома из деревянной бочки, впитавшийся в наволочку, согревает горло, а тихий клавишный перебор из колонок и Белла, влюбленная в загадочного вампира, напоминают о сказке, в которую я так хочу верить. Любви достоин каждый, кто ее искренне ждет, даже если он не дружит с головой.

Глава 15

Напрягаю пальцы на руке и чувствую мягкую бархатную ткань, открываю глаза и упираюсь взглядом в подушки, разложенные на полу. Подстраховка? Миленько. Отодвигаюсь от края дивана и переворачиваюсь на спину, прикрывая зевающий рот ладонью. События вчерашнего дня ощущаются тяжестью в затылке и неприятным першением в горле, но все это мелочи по сравнению с тем, как быстро сердце набирает взволнованный темп. Дарий приютил меня, пожалел, подлатал и даже оставил у себя на ночь!

«Чему ты радуешься? В постель он тебя так и не отнес», — сонно бубнит внутренний редактор. — «Минус ему в список».

Морозное дыхание печали холодит лицо, воспоминания уносят в детство. Мне было семь, январь радовал снегом и бесконечными приглашениями в гости. Однажды вечером, когда мы всей семьей возвращались с очередной скучной взрослой тусовки, я заснула на заднем сиденье машины, а на следующее утро проснулась уже в своей кровати. Это показалось мне таким милым, что в следующий раз я специально притворилась спящей, рассчитывая на то, что папа снова отнесет меня домой на руках, а мама разденет и уложит в постель. Я была уверена, что играю идеально, и так ждала снова этого чувства окрыляющей радости от того, что о тебе трепетно заботятся и нежно любят, но... не судьба. Мама растолкала меня и велела шагать на своих двоих, ее недовольный тон все еще ощущается глубокими царапинами на сердце. «Шевелись, Катя. Никто не собирается таскать тебя. Ты уже взрослая!» Тогда я поняла, что запас удачи и радости у меня ограниченный. И еще, что все хорошее не повторяется дважды. 

Вздыхаю и поднимаюсь с дивана, кутаясь в теплый плед. Занавески на окнах задернуты, и только в зоне кухни виднеется рассеянный дневной свет. Тишина кажется тревожной и холодной, на стойке замечаю одиноко стоящий стакан воды и шагаю ближе. Вчера Дарий был очень заботливым, но сегодня новый день. Выпиваю все до последней капли и тихо возвращаю стакан на место. 

«Время обыска!» — бодро заявляет внутренний редактор, но я не могу пошевелиться.

Колкое осознание пронзает грудь, губы растягиваются в слабой грустной улыбке. Дарий хороший человек, наверное, даже мудрый. Он и