Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают! - Фарход Хабибов

– Я так понял, вы командуете отрядом?

– Да, товарищ полковник, так получилось.

– Интересно получилось, у вас под командованием даже лейтенант госбезопасности?

– Говорю же, товарищ полковник, это сборная солянка.

– Старлей, расслабься, я полковник Иван Анисимович Старыгин, и благодарен тебе и твоим ребятам за то, что помогли нам, мы как попали в ловушку 22 июня, так и думали, все, кранты нам. Но, слава богу, вы успели, у нас уже и боеприпасы кончались, да и маковой росинки по два-три дня не видели.

– Просто мы, товарищ полковник, прослыхали, как плохо нашим бойцам в крепости, и поспешили на выручку.

– А мне ваша выдумка насчет ДОН-16 понравилась, представляю, что немцы думают, откуда ж взялась у них в тылу целая моторизованная дивизия. Ну-ка, расскажи, как это вы так умудрились до жизни такой дойти.

И я рассказал полковнику все, начиная с 22 июня, само собой все, что было от 22 и до 24 со слов Онищука.

– Ну, пограничники, ну молодцы, почему же теперь к своим не пробиваетесь, как требует устав?

– Товарищ полковник, пробиться к своим не имеем возможности, из двух батальонов, имевшихся у нас, до наших дошел бы только взвод. Далеко и опасно, не думаю, что мы имеем право терять бойцов, тем более тут в тылу немцев мы уже положили их почти полк, плюс танковый батальон в довесок. Теперь начали активные диверсии, пробуем резать транспортные пути, чтоб враг захлебнулся от недостатка необходимых припасов.

– Логично, старлей, логично, пусть уставу противоречит, но это более реально и более необходимо. У меня есть к тебе предложение.

– Да, товарищ полковник.

– Расслабься, говорю, и давай просто, Иван Анисимович я. Так вот, Любимов, предлагаю, чтобы не было разбродов среди красноармейцев, взять командование на себя. Пока чисто свадебным генералом, ты пусть и старлей, но справился не хуже майоров. Ты же станешь начальником штаба, но так-то командуешь всем сам, я тебя как бы званием прикрываю, как же так – командир дивизии да старлей.

– Да, мне кажется, вы правы, а то некоторые красноармейцы и командиры смотрят уже с неодобрением. И за то, что не прорываемся к своим, и про то, что старлей командует почти полком. Но вообще-то командую не я, командует этакий коллективный центр, а я всего лишь озвучиваю мнение специалистов. По части применения танков – это Нечипоренко да Ивашин; по части бронемашин – Абдиев; по части артиллерии – Гогнидзе, по техническим и саперным сферам – Прибылов. А по части безопасности да бдительности – товарищ лейтенант госбезопасности, а я меж ними посредник, что ли…

– Ну, вот и молодец, главное результат. А я пока пригляжусь к вашему быту, да и Онищук мне твой понравился, геройский парень, а когда там, в крепости, в атаку немцев твоих повел Бернхардт, мы же не знали, что они теперь наши, ох и испугались, думали, к фрицам помощь подошла. А это, оказывается, к нам помощь, и расчесали они австрийских фрицев. Бернхардт ваш тоже просто находка, теперь надо этих перекованных немцев как-то прикрепить к РККА.

– Это как, Иван Анисимович, записать в списки РККА, что ли?

– Нет, Любимов, типа повязать кровью, что ли.

– Так мы уже, – говорю я и передаю полковнику пачку фото расстрела непримиримых нациков, – все они фото видели и знают, Иван Анисимович, что назад дороги нет.

– Ну, все, я думаю, молодцы, почаще используйте их, чтобы крепче привязать, да и пропаганду и агитацию не забывайте. Ведь шантажируемый боец воюет хуже сознательного, надо им рассказать об идее коммунизма, о том, как живет наша страна, и т. д.

– Да, тем более ими командует Бернхардт, старый коммунист со времен Гражданской войны, и Вахаев, сын старого партийца, они уж воспитают, им я верю.

– А что будете делать с лейтенантом, попавшим в плен?

– С каким это лейтенантом, товарищ полковник?

– Ну так, кроме солдат Вермахта, наши бойцы взяли в крепости в плен лейтенантика. Курт какой-то, с птичьей фамилией, вроде Вальдшнепа.

– Курт Вальдхайм[177], что ли, Иван Анисимович? Его, скорей всего, расстреляем, пообщался с ним, нацист упертый и осознанно попавший в нацисты и их армию. Из него ничего путного не получится, это не Шлюпке, это Вальдхайм. (Я-то знаю, до каких высот это фашистское существо допрыгнет.)

К тому времени пришел час обеда, и старшина пригласил нас на кухонную поляну, где за столом со скамьями уже сидели товарищи командиры (правда, не все). За обедом (чем Вермахт послал) все перезнакомились с Иваном Анисимовичем. И я представил его как нового командира ДОН-16, правда, не всем понравилось, Онищук, Вахаев, Ивашин, Абдиев и прочие удельные бароны (махновцы) скривили рожи, ну ничего, потом объясню им, что и как. Иван Анисимович представил меня как начальника штаба, тут рожи моих друзей наполовину исправились.

После обеда Бернхардт и Старыгин ушли в лес, посекретничать, меня погнали, мол, нечего молодой шелупони под ногами рассекать. Ну я и пошел к Онищуку, туда ж собрались все остальные, ну те, кто кривил мордуленции от нового командира, бароны наши. Братве объяснил я рамсы, что за классный дядька Старыгин и т. д., в результате взаимопонимание было достигнуто.

Затем вместе мы прошлись по госпитальной поляне (язык не повернется назвать ее полянкой, да прям архиполянище). За половину суток многие крепостники уже начали приходить в себя, заблестели глаза и более радостными стали лица. Правда, нормальную жрачку дохтур наш пока запрещал и их кормили облегченным вариантом. Наваристым бульоном из коровы (бульон второго дня), овцы и трех кур (бульон третьего дня), отреквизированных у полицаев. Это сучье племя (полицаи, отнявшие скот у жителей) сразу на месте было интегрировано в мировой эфир (замочили сук). Коняшку, освобожденного из полицаячьих рук, оставили пока вместе с подводой на бульон третьего дня (хотя нет, подвода, старшина говорит, невкусная попалась). Коняшка полицайский снюхался с немецкими коняшками и не скучает, и лошадей у нас уже почти взвод, может, забацать кавалерийскую часть?

Ох, натерпелись ребятки (ну крепостники), из 21 июня райской советской жизни (я о парнях из крепости), бац и сразу транзитом в ад 22-го, но ничего, они и так уже немчуре на орехи дали, теперь, обстрелянные, непримиримые и злые к немцам, настучат по жопе и другим выступающим частям Вермахта. Шли мы, вроде специально не направляясь куда, а инстинкт вывел к огороженному углу архиполянищи, вот сволочь инстинкт, там, оказывается, человек двадцать женщин-военнослужащих было из крепости.

Тут навстречу выходят из-за огороженности две девушки, и у той, что повыше, такое знакомое лицо. Кстати, когда я сюда попал, мне было 38 лет, а тут на тебе – 28 (по документам смотрел), перенос скостил десятку мучительно прожитых лет. Та, что повыше, так похожа на мою Маняшу, я аж от удивления сказал: