Дикое поле - Александр Прозоров

* * *

Голем задрал ногу, поставил ее на кромку льда, попытался влезть на нее — но непривычный к такой тяжести мост опять подломился, и на этот раз потерявший равновесие монстр провалился под воду целиком.

* * *

— У-а-а-а!!! — свернулся от острой боли во всем теле русский и в страшных судорогах покатился по коврам.

Некоторые из мурз вскочили, испуганный Девлет-Гирей, видя, как умирает его надежда на царский трон, в панике влепил оплеуху одному из принесших очередное блюдо невольников и громко заорал:

— Знахарку сюда! Немедленно! Скорее, остолопы!

* * *

Голем, омываемый течением и теряющий глину слой за слоем, словно раздеваемый кроликами капустный кочан, снова выпрямился, вознесшись высоко над рекой, изумленно покрутил головой: гладкое после умывания лицо лишилось глаз. Но он все равно знал куда идти, а потому двинулся дальше, к стремнине. Опять наткнулся на кромку, теперь на глубине почти по пояс. Попытался вылезти на лед… Послышался треск, и Менги-нукер снова забился в страшных судорогах.

— Знахарку! Скорее! — Гирей вскочил, выхватил саблю, разрубил пополам лежавшую перед ним вареную лопатку, а потом полосонул растерявшегося невольника. — Где она?!

Течение затянуло монстра под ледяной щит — но разве это могло остановить дитя древнейшей магии? Голем выпрямился, ломая преграду, двинулся вперед. Стремнина осталась позади, и теперь он уже почти победил коварную реку. Он ступал на лед, оставляя на нем огромные грязные отпечатки, проламывал себе дорогу и продвигался к суше. Теперь река доходила ему только до середины бедер. До колена, ниже колен…

Но тут источенные жадными струями до толщины обычной сосны ноги не выдержали возвышающейся над ними тяжести и рухнул на спину.

Голем качнулся, взмахнул руками захрипел, изогнувшись, Менги-нукер.

Струи заскользили по его спине, рукам, голове — но он упрямо повернулся на север и пополз туда, упираясь ладонями в дно. Добрался до кромки, ухватился за край — истонченные пальцы обломились, оставшись на льду длинными коричневыми колбасками. Потом подломились руки. Громадный холм глины, распластавшийся на дне реки, еще пытался шевелиться — но длинный мутный шлейф, тянувшийся от него вниз по течению, не оставлял монстру больше никаких шансов.

— Что с тобой, ифрит? Что случилось?

Тирц открыл глаза, увидел лицо склонившейся над ним шаманки и криво усмехнулся:

— Я знаю, что… наш ребенок… Плоть от плоти моей, принявший от тебя жизнь свою… Он… Он умер.

Менги-нукера, который еще мучился от боли во всем теле, осторожно отнесли к нему в шатер, и Алги-мурза тут же привел всех своих воинов, выставив их охранять русского. Девлет-Гирей тоже прислал сотню своих телохранителей, и ногайцы чуть не толкались посреди широкой степной ставки, с подозрением косясь друг на друга. Видит Аллах, даже за крымским ханом его слуги не следили с таким тщанием!

Впрочем, где-то через неделю русский снова начал ходить, а через месяц — демонстративно фехтовать на улице со вкопанным вертикально бревном, за пару дней превращая его в щепу.

Между тем в заснеженной степи стали происходить странные вещи. Ширинов-бей покинул свой дворец в Карасубазаре и откочевал вместе в пятью тысячами нукеров на небольшой клин земли одного из своих мурз. Сменили свои родовые владения на юге полуострова на негостеприимные материковые степи знатные роды Аргин-бея и Седжеут-бея. Кое-где появились, с любопытством осматривая окраинные владения великой Оттоманской империи, султанские чиновники — наместники из Ак-Мечети и Кафы, приезжие из Стамбула везиры и мурзы, причем все — с немалыми отрядами телохранителей, способными снести с лица земли любую из маленьких европейских стран.

Когда Кароки-мурза вывел свои три с половиной тысячи нукеров под командой шести опытных мурз за перешеек, всегда безжизненная степь больше напоминала центральную площадь Бенгази в базарный день.

В первый же день они встретили три — целых три кочевья! Но и это еще не все. На пути к Кривому колодцу среди пасущихся табунов опытный взгляд бывшего итальянца опознал небольшие группки тонконогих арабских скакунов — лошадей, каждая из которых стоила не меньше среднего кочевья вместе со всеми обитателями и их скотом!

Но мало того — у брода через Кахку они наткнулись на полтора десятка двугорбых верблюдов, с удовольствием сжевывающих тонкие ветки прибрежного кустарника.

Это могло означать только одно: здесь уже появились родовитые османские бей, могущие себе позволить поездки на золотых конях, имея серебряных в поводу, здесь уже обосновались сельджуки, более привычные к атакам верхом на верблюдах, нежели на конях.

Кароки-мурза посерел лицом, осознав простую истину: если создание русским глиняного человека видели больше сотни человек, то среди них наверняка найдется пара десятков, кто догадается сообщить про это своим высокопоставленным знакомым в надежде на возможное покровительство. А из тех несколько беев с той же целью пошлют весточку в Стамбул… Дальше началась обратная волна: расползлись слухи, в которые кто-то поверил, а кто-то нет — но даже самый последний идиот осознал, что сулит завоевание уже показавшей силу Московии, дотягивающейся своими землями до самых северных морей, и захотел принять участие в походе.

По звенящему льду сотни Кароки-мурзы пересекли Кахку и помчались дальше по изрытому бесчисленными табунами снегу. И мурза не раз хвалил себя и мудрого Аллаха за то, что догадался взять с собой сено во вьючных сетках, перекинутых через спины заводных лошадей вместе с торбами с зерном.

Хотя, если пасущиеся здесь кони еще не сдохли — об этом догадались и прочие беи. Учитывая то, сколько сена и зерна понадобится этим скаковым полчищам, сколько припаса нукеры вывезли с собой из Крыма — летом там наверняка случится голод.

Немного легче на душе наместника Балык-Каи стало только тогда, когда он увидел, что ставка Гирей-бея плотно обложена постами нукеров самого Девлета и умницы Алги-мурзы, и никаких чужаков там нет. На радостях он отдал приведенные тысячи под руку уже знающего местные порядки мурзы, а сам, умывшись у колодца и вознеся молитву, вошел в шатер русского.

Тот, в новенькой кирасе и темных шароварах, сидел на густом ковре и разговаривал с молодой татаркой, на голове которой почему-то почти не росли волосы. Увидев гостя, он порывисто вскочил, ринулся к нему:

— Едрическая сила, хоть одно приятное лицо!

Кароки-мурза облегченно вздохнул и с достоинством кивнул хозяину.

— Я тоже рад тебя…

— Чему тут радоваться?! — подскочив к нему почти вплотную, русский брызгал слюной, тряс кулаками и иногда хватался за эфес меча. — Чему? Они стоят, турок. Ты понимаешь, эти вислоухие бараны, эти желтозадые ослы стоят на месте, не двигаясь ни на один шаг! Ты помнишь, о чем мы говорили, турок? Набег каждую осень и каждую весну! Сейчас уже конец апреля, начало мая. Русские уже пахать начинают!!! А татары стоят! Стоят, сто тысяч шипов китайской розы им в задницы!