Поверить Кассандре - Константин Жемер

– Голос подать следовало, – буркнул Сергей Ефимович. – Крикнуть что-нибудь ласковое. Редкая лошадь на оклик не отзовётся.

– Простите, не знал, – ещё больше расстроился Павел.

– Ну, я уже понял: лошади – точно не ваш конёк, зато вы – видный специалист по огненным чудесам, – криво ухмыльнулся Крыжановский, не отрывая при этом взгляда от театрального входа.

К счастью, вскоре здание исторгло из своего огненного чрева царского лампадника. Был он жив и здров, а из ущерба имел лишь большую подпалину на бороде. В руках сжимал здоровенную уродливую палку.

– Чаво повылуплялися, добры молодцы? – довольно загоготал Распутин. – От пули моя смертушка, да от водицы студёной. А огонь – енто тьфу! – наплювать и растереть.

Крыжановский рассматривал «посох».

– Из-за этакой дубины – в огонь? Однако!

– Эх, милай, дорогой, скока тебе не талдычь, всё одно понятия не имеешь. Глупый ты, – явно разозлился Распутин. – Грю ж, я не всякой смертушки страшуси, а токмо определённой! Коль огонь меня не берёть, чаво яво пужаться? А посох… Мы с ним всю Сибирь, всю Расею пешкодралом истоптали. Брат и товарищ он мне… Как яво бросишь? Эвон, ты свово кучера бросать не схотел, так чаво на Григория зыркаешь как на психического?

– Ну, всё, довольно проповедей, нам нужно успеть до отправления поезда, –оборвал старца Крыжановский.

Он быстро успокоил лошадей и увёл их подальше от разгоравшегося не на шутку пожара. Павел со старцем поднесли мёртвое тело и перекинули его через седло.

Скорбный путь не занял много времени, и скоро Распутин уже стучался в дверь неказистого домика напротив кладбищенской ограды.

– Кого это там несёт посреди ночи? – послышался изнутри сиплый голос. – Живой кто пожаловал, али нет?

– И тех, и других маленько имеется! – рявкнул Распутин. – Отпирай, Поливий, свои енто.

Стукнул засов, и на пороге отворившейся двери появился маленький крепкий мужичок.

– А-а, Григорий, вернулся, – сказал он приветливо. – Ну, заходи, странник, заходи. Тебе здеся завсегда рады. А благородным господам от нас – нижайший поклон.

На свету могильщик Поливий производил отталкивающее впечатление: немолодой, сутулый, кустистые седые брови, какие редко у кого встретишь, и вдобавок – набрякшие, тяжёлые веки пропойцы. В настоящий момент могильщик находился в неестественном для себя состоянии трезвости, чем весьма тяготился. В пользу этого умозаключения в равной степени свидетельствовали пустая бутылка на столе, дрожание рук, а также алчный взгляд хозяина жилища.

– Чаво угодно, гости дорогие? – спросил он с надеждой.

– Похорона заказать, – степенно объявил Распутин. – Нонче одного важного человека застрелили.

– Так это мы в лучшем виде, – обрадовался Поливий. – Всё будет шито-крыто, а полиция пущай ищет, хуч с ног собьется…

– Глупости говоришь, любезный, – поморщился Крыжановский. – Никаких тайн тут нет, речь о христианском обряде. Хотим до утра у тебя тело оставить, а дальше о нём найдётся кому позаботиться, уж я сделаю необходимые распоряжения по телефону.

– Обстоятельства так сложились, что нам спешно нужно отбыть, а мертвеца оставить не на кого, – добавил Циммер.

– Ну, тогда заносите, чаво уж там, – развёл руками Поливий.

Пока Павел с Распутиным ходили за покойником, могильщик поинтересовался у Сергея Ефимовича:

– Господин барин, укажите хуч, по какому разряду могилку копать?

– По первому, само собой, по первому. Непременно вблизи церкви.

– Так он что – из князей, али из каких публичных лиц, новопреставленный-то?

– Нет, не из князей, – твёрдо произнёс Сергей Ефимович, приподняв бровь. – Кучер он, э-э…, просто очень хороший кучер.

Через десять минут три всадника скакали прочь от кладбища, направляясь на другой конец города к Николаевскому вокзалу.

Договорились поступить так: до отправления поезда, правдами и неправдами провести Распутина к Императрице, а старец расскажет обо всём, ему известном. Далее, получив августейшую поддержку, начать расследование и произвести аресты лиц, причастных к готовящемуся покушению.

Времени оставался вагон, поэтому Крыжановский не считал нужным гнать лошадей. Всю дорогу он строил планы и перебирал в уме возможные варианты развития событий. Выходило так, что у противника нет никаких шансов выиграть партию.

Когда впереди показалось здание вокзала, Сергей Ефимович придержал коня и крикнул своим спутникам.

– Главное, до времени не поднять шума. Никакой поспешности, никаких необдуманных действий. Напролом пойдём только в крайнем случае. Но это крайне нежелательно, ибо точно спугнёт людей Ордена, и тогда от них можно ожидать чего угодно. А так мы можем предугадать каждый шаг убийц, ведь нам известен план покушения, вряд ли его станут менять, уж больно хорош.

Увы, как это часто бывает, действительность оказалась совершенно иной, нежели представлялось вначале. Умственные построения его превосходительства превратились в дым, ибо царского поезда на путях не оказалось. В этот предрассветный час все перроны были девственно чисты и тихи, лишь одинокий путевой обходчик медленно влачился невдалеке, мерно помахивая своим фонарём.

К этому человеку Сергей Ефимович и устремился с расспросами.

– А вы, господин хороший, кто такой будете? – подозрительно прищурился железнодорожник. – Почём знать, может, бомбометатель, а я вам возьми и расскажи государственный секрет.

– Чаво?! – угрожающе взревел Распутин, выступая вперёд. – Енто кто тут бомбометатель?

– Григорий Ефимович?! – опешил обходчик. – Прости, отец родной, не признал впотьмах!

– Ответствуй, чин по чину, злыдень, куды подевалси поезд? – закричал старец, громко стукнув оземь посохом.

– Так раньше времени приказали отправить состав. В полпятого отбыл, почитай, с три четверти часа назад.

– Чавой-то вдруг? – продолжал допрос Григорий.

– О том мне доподлинно неизвестно, – пожал плечами обходчик. – Кто одно говорит, кто другое… Прошёл слух, Их Императорское Высочество Наследник престола, не желая укладываться в своей дворцовой опочиваленке, потребовали скорейшего отъезда. А ещё люди сказывали, будто из жандармского телефонировали, дескать, готовится нападение бомбометателей, так может из-за этого вышла спешка…

«Ах, ты, беда! – в сердцах подумал Крыжановский. – Четвёртый жандарм, что оставался в караулке! Как я мог о нём позабыть! Он и телефонировал, предупредил своих. Точно, его это работа. Переиграли, сволочи, по всем статьям переиграли».

Между тем вокзальный служащий, невзирая на невеликий свой чин, продолжал являть чудеса осведомлённости, которая приличествовала бы больше не ему, а, по меньшей мере, начальнику вокзала. Когда Циммер, не особо рассчитывая на успех, поинтересовался, кто комендант Императорского поезда, обходчик, не задумываясь, заявил: