Полукровка. Крест обретенный - Андрей Константинов

— С-с-с-сука, — заикаясь и захлебываясь слюной заголосил Танкист. — Т-т-ты, т-ты отключил мех-хханизм, д-д-да?

— Нет. Я это сделаю только сейчас, — Толян открыл коробку (в этот момент Танкист рефлекторно дернулся) и щелкнул тумблером: продолжавшие свой бег зеленые циферки мгновенно затухли.

— Н-но п-ппочему? П-почему ж-же тт-тогда она н-не сраб-бот-тала?

— Твои часы, — опер кивком головы указал на «Лонжин», — сегодня утром, по прилету, ты просто забыл их перевести. Разница между Питером и Тольятти составляет +1 час. Сейчас у нас не 16:30, а 15:30. Врубаешься, нет?

На мгновение в воздухе повисла тягучая пауза, после которой Танкист затрясся в новом припадке истерического хохота, деликатно пережидая который, опер успел выкурить еще одну сигарету. Да и салон в «копейке» не худо было проветрить — а то, знаете ли, попахивает…

*15:36*

— …А теперь, Дима, слушай меня очень внимательно. Сейчас я уже не блефую, а предлагаю вполне реальную, взаимовыгодную сделку. У меня есть к тебе маленькая, ровным счетом ничего не стоящая просьба. Да что там — даже не просьба, а так, просьбишка. Если пойдешь мне навстречу, я не стану оформлять протокол задержания на нашу контору, а просто сдам тебя на руки эфэсбэшникам. Причем, преподнесу как явку на стадии добровольного отказа от доведения теракта до конца. К ним же уйдут твои показания на Шверберга: у этих парней он стопудово пойдет как заказчик и получит много больше, чем ты. До суда будете комфортно жить в одиночках в изоляторе на Захарьевской. Не доводилось бывать? Нет? Три звезды, не меньше!.. Так вот: это вариант номер раз. Но если мы с тобой не договариваемся, то в действие мгновенно вступает вариант номер два. А именно: мы закроем тебя прямиком в «Кресты». А вскоре до местных сидельцев дойдет информация о том, что крутой пацан Дима-Богомол, он же Танкист, мало того, что сдал своего подельника, так еще и обосрался от страха перед ментами. Представляешь, сколь страшная смена имиджа ожидает тебя в этом случае?

— Что тебе нужно? — полушепотом, обреченно спросил Танкист. И когда Толян вкратце разъяснил, что именно ему предлагается сделать, он устало запрокинул голову назад, зажмурился, и с усилием выдавил: — Я согласен. Банкуй, мент, твоя взяла… Только браслеты все-таки растегни, больно… Куда я теперь денусь, в таком-то виде?…

*16:08*

Церемония венчания супружеской четы Габузовых продолжалась третий час. Даже самые истовые верующие уже слушали священника в пол-уха, поскольку ноги от столь длительного стояния давно начали подкашиваться, а духота внутри святого помещения становилась просто невыносимой. При этом любые попытки открыть двери храма, не говоря уже о том, чтобы выйти на улицу, решительно пресекались бдительным Шареном и пришедшим ему на помощь Матосом, которого адвокат посвятил во все обстоятельства проблемы. Для преодоления неминуемого языкового барьера мсье Шарену требовался надежный соратник, коего он без труда нашел в лице отца невесты.

Но вот, наконец, тяжелая храмовая дверь легонько скрипнула и в образовавшемся проеме нарисовалась фигура русского полицейского. Адвокат посмотрел на него с плохо скрываемой тревогой, но в ответ лицо полицейского расплылось в довольной улыбке, а два пальца правой руки вскинулись в победной «виктории». Шарен и Матос облегченно выдохнули и синхронным жестом смахнули пот со лба.

— Матос Иванович, мне бы Серегу с Самсут Матосовной на минутку сюда высвистать, а? — шепотом попросил Толян.

— Как вы себе это представляете? — также шепотом спросил Матос. — Это же церемония, обряд! В конце концов, таинство!

— Очень нужно! Ровно одна минута, не больше. Тем более что батюшка в курсе, он поймет.

— Ну, хорошо. Я попробую, — пожал плечами Матос и нырнул внутрь, растворившись в толпе гостей и прихожан.

Через какое-то время, щурясь от дневного солнца, из храма вышли крайне удивленные уже супруги Габузовы. Толян шустро прикрыл за ними дверь, и громко скомандовал:

— Андрюха, «запускай Берлагу!» 34

После этих странных слов из припаркованной во дворике «копейки» вылез… Танкист и медленно направился в их сторону. Увидев его, Самсут страшно испугалась и инстинктивно вцепилась в локоть мужа. Между тем опасаться было решительно нечего, поскольку руки Танкиста были сцеплены наручниками, а в горсти сведенных таким образом ладоней он неуклюже тащил роскошный букет.

— Это вам. Поздравляю, — хрипло произнес Танкист и протянул цветы ошеломленной Самсут. Освободившись от букета, он, не без труда извернувшись, выудил из кармана наручные часы и отдал их Сергею.

— А это вам. Поздравляю.

— Ну, и наконец — апофеоз, — напомнил Толян.

Танкист скривился, опустил глаза в землю и тихо продекламировал:

— Вас с венчаньем поздравляю! / И желаю, и желаю: / Вам зачать на радость нам / Новых питерских армян!!!

— Прелестно, — смахнул фальшивую слезинку опер. — А теперь: брысь обратно в машину. Сейчас поедем.

Танкист с видимым облегчением ретировался, а Толян приобнял молодых и расцеловался с каждым поочередно: с Габузовым — по-мужски сдержанно, с Самсут — по-мужски с удовольствием.

— Други мои! У меня не было для вас достойного свадебного подарка. Поэтому срочно пришлось организовать такой вот перформанс. Как говорится, «чем богаты».

— Толян, ты… ты… — Сергей запнулся, потому что обычные слова благодарности не выразили бы и тысячной доли того, что сейчас чувствовал и испытывал Габузов по отношению к своему другу. К своему единственному настоящему другу. Зато нужные и правильные слова быстро отыскались у Самсут:

— Спасибо вам! Вы сделали для нас самый лучший подарок. Вы прогнали из наших душ страх, а ведь, как говорят армяне «где страх, там и стыд». Я очень, я очень-очень рада, что у моего мужа есть такой друг.

Толян аж зарделся от смущения:

— Я тоже, тоже безумно рад, что у моего друга появилась такая… Такая красивая и такая разумная жена… Прошу прощения, но сейчас я вынужден покинуть, буквально на пару часов. Надеюсь, что к моему возвращению еще не весь коньяк будет выпит?

— Боюсь, что того количества спиртного, которое доставили нам наши греческие гости, не осилить и за целую неделю, — улыбнулась Самсут.

— …Дочь, Сергей, надо идти! — показалась в дверях голова Матоса. — Иначе, боюсь, у гостей начнутся повальные обмороки.

— Мы уже идем, папа! — Самсут помахала рукой оперативнику и они с Сергеем вернулись в церковь. Но перед этим в ближайшую урну отправился букет, а вслед за ним и навороченный швейцарский «Лонжин»…

* * *

Город пах окончательно вступившей в свои права осенью, и ветерок с Невы гнал желтые и красные листья. Все вокруг, сам воздух, казалось, был пропитанным сбывшимися мечтами и человеческой добротой. Они вышли на залитый солнцем Невский, к спешащему и летящему им навстречу городу, словно бы в новую набегающую жизнь и сразу оказались в кольце разнообразных, радостных, сияющих лиц.