Соб@чий глюк - Павел Гигаури

– Она предала меня! – сурово сказал я, как будто огласил приговор.

– Можете более конкретно? Что значит предала? Она что, сдала ваши секретные банковские счета налоговой инспекции, или передала ваши коммерческие секреты вашим конкурентам, или заказала вас? В чем конкретно предательство?

– Маркс, что вы из меня идиота делаете! Вы же отлично знаете, в чем предательство.

– Я-то знаю, но я хочу, чтобы вы четко определили это. Итак…

– Она унизила мужчину во мне, – выдавил я из себя. – Меня он променяла на Игоряшу, Игоряшу, которого я всю жизнь тащил за собой, который обязан мне всем, что имеет!

– А теперь еще и жену благодаря вам. А вам было бы легче, если бы это была мировая знаменитость с огромным количеством денег, личным самолетом и частным островом в Карибском море? – ехидно спросил Маркс.

Я задумался. Я представил амазонщика Безоса на месте Игоряши – получалось ничуть не лучше, а может, и хуже. Я молчал.

– Как в допотопном русском языке наши предки обозначали половую близость? Они не говорили трахнуть, отодрать, выебать. Они говорили: «он овладел ею», «она ему отдалась». Мужчина в половом смысле владеет женщиной. И когда происходит так называемая измена, то получается, что более сильный мужчина отнимает твою женщину, забирает ее у тебя. Это на уровне животных инстинктов. Ведь что бы ни говорили, а секс – это о продолжении рода, о передаче генного материала. Самка выбирает более сильного самца, потому что это означает больше шансов выжить для ее детенышей. И вот когда твоя женщина имеет отношения с другим мужчиной, инстинкт тебе говорит о том, что ты не можешь продолжать свой род, и весь твой род слабый, нежизнеспособный, именно поэтому женщина имеет отношения с другим мужчиной, – подвел промежуточный итог Карл Маркс.

– Возражу! – заметил я. – Мне было бы намного легче, если бы они мне сказали, что любят друг друга и хотят жить вместе.

– Конечно, было бы легче! Потому что вы же понимаете, что любовь зла – полюбишь и козла, это во-первых, а во-вторых, намного больнее и острее чувство, когда кто-то пользуется твоей женщиной для забавы. Так вот! Когда вы осознаете подсознательно…

– Маркс! Это не имеет никакого смысла! – перебил я Маркса.

– Это почему? – обиделся Карл Маркс. – Что мужчина воспринимает женщину как собственность?

– Нет. Осознаете подсознательно – это же не имеет никакого смысла! Либо это в сознании – либо в подсознании.

– Хорошо, вы подсознательно чувствуете, что собственность потеряна, и или отказываетесь от нее, или пытаетесь ее вернуть. А как вернуть? Кто-то, охваченный эмоциями, начинает бить женщину. Это примитивный дебилизм. А кто-то, – Маркс показал рукой на меня, – опять же, влекомый подсознательным порывом, пытается наполнить женщину своей спермой, используя всевозможные пути и проходы. Но это не помогает! Почему?

Мы, все трое, дружно взялись за трубочки, но зажигалка была одна на всех, и это вызвало за журнальным столом некоторый затор.

– Почему не помогает? – спросил я.

– Потому что так детей не делают! – пояснил Карл Маркс. – Половой акт – для делания детей, а не для утверждения собственности. Это неправильный инструмент для этого! Если ты будешь пытаться рассмотреть звезду через микроскоп, у тебя ничего не получится – нужен телескоп. И вот мы подходим к главному! Готовы?

– Нет, – ответил я.

– Почему? – спросили одновременно Светка и Карл Маркс.

– А почему половой акт – это не утверждение собственности?

– Это следствие владения. Сначала обряд, игрища, ЗАГС, алтарь. Понятно?

– Допустим, – как бы согласился я.

Светка смотрела, не отрываясь, на Маркса, а потом сказала:

– Все как-то сложнее, чем я себе представляла. Я его люблю, он меня достал окончательно, я решила – кстати, достаточно спонтанно – наказать его. И все.

– А почему вы просто не ушли от него? – спросил в лоб Маркс.

– Да, почему ты просто не ушла от меня? А ударилась в блядство!

– Мне хотелось крови! – просто сказала Светка.

– Лучше б тогда хер отрезала, – мрачно сказал я.

– А на кой хер ты мне нужен без хера, – так же мрачно ответила Светка.

– Вам инстинкт подсказал самый болезненный вид мести, – заключил наш обмен фразами Маркс. – Хватит оттягивать момент исцеления! Итак, человек произошел от собаки, и именно там, в глубине инстинктов, надо искать ответ.

– Интересно. Орел Орлович сказал мне, что я, чтобы спасти человечество от киноцефалии, должен сделать что-то человеческое, чего не могут сделать собаки. Я тогда сказал ему, что я уже сделал, – я, непьющий, выпил коньяка. И именно за это получил клювом в темечко.

– Артем, вы все-таки поосторожней с богами, они хоть и древние, и египетские, но все-таки боги, – предупредил меня Карл Маркс с некоторым опозданием.

– А тут получается, что я должен, наоборот, сделать что-то собачье, – высказал я свое сомнение.

– Люди используют плесень, чтобы лечить инфекции, – объяснил Маркс.

– Хорошо, идем дальше, – сказал я и покосился на картину, стоящую на полу.

– Вы слышали когда-нибудь о золотом дожде? – лукаво улыбаясь, спросил нас Карл Маркс.

Мы со Светкой переглянулись.

– Есть такое растение, кажется. То ли куст, то ли дерево, – радостно ответила Светка.

– Да? Никогда не слышал. Впрочем, я не силен в садоводстве, у меня жена этим занимается, – парировал Маркс.

– Я что-то припоминаю из Древней Греции. Там Зевс кого-то трахнул таким способом, – выдавил я из себя остатки знаний по античности.

– Данаю, которую отец спрятал в подвале, чтобы ее никто не мог трахнуть, а Зевс проник в подвал золотым дождем и сделал-таки свое дело.

– Про Данаю – это как про нас с тобой.

– Но это не об этом. Вам сколько лет, граждане? Вам ведь еще сорока нет! – сказал Маркс и полез к трубочке. – Вы что, никогда не слышали о золотом дожде?

– Нет, – честно признался я.

Светка пожала плечами.

– Я бьюсь об заклад, что ваша сестрица знает, что это такое! – как-то возбужденно сказал Маркс.

Я молча взял телефон и набрал сестру. Она долго не отвечала, но наконец отозвалась.

– Здравствуй, сестрица! Как жизнь половая? Все нормально? Игоряша не сбежал?

– Тебе чего надобно, недоделанный мой брат? – очень спокойно ответила Ксения.

– Ксюха, я вот сижу у психотерапехта, и мы поспорили с ним на пять тысяч одной бумажкой, что ты не знаешь, что такое золотой дождь! – разъяснил я свой звонок.

– А кто на что ставил? – тут же спросила сестра.

– Это неважно, хотя какая разница. Я сказал, что не знаешь, а Карл Маркс сказал, что ты, скорее всего, знаешь.