Боги слепнут - Марианна Алферова

– Гении откажутся от тебя, – осуждающе покачал головой Крул.

– Не откажутся, дедуля. Им некуда больше податься. Так что они будут мне служить до конца дней. А как ты знаешь, гении бессмертны. Значит, они будут служить мне вечно.

– И все же я бы осадил этого Курция, он лезет не в своё дело, – пробурчал старик.

– Не сейчас. Отдадим им Ликия, и дело с концом. Гениев повсюду как грязи.

Для меня главное – получить титул диктатора. Курций получит Ликия и успокоится.

А я буду искать компромат на сенаторов. Главное – обработать сенат.

Крул взял красное стило и вычеркнул несколько слов из бумаги Бенита.

– Что ты делаешь? – возмутился кандидат в диктаторы.

– Исправляю твоё заявление. Чтобы не выглядело слишком большой уступкой сенату.

– А статьи в «Первооткрывателе» ты тоже правишь?

– Конечно. Тебе порой изменяет вкус.

– Не смей впредь этого делать! Ни одного слова! Ни одной запятой! – Бенит побагровел. – Запомни, Крул! – Впервые за долгие-долгие годы он назвал старика по имени, а не ласково – дедуля. – Дотронешься ещё раз до моей статьи или письма – я тебя задушу!

Он выхватил из рук старика вечное стило и сломал.

«Разгром русских добровольцев на реке Колке в последний день мая отрядом Субудая – серьёзный успех монголов. Теперь весь вопрос в том, куда будет направлен новый удар – на царство Готское или на Киевское и Московское княжества. Кто должен опасаться больше: Танаис, Киев или Москва? Ясно одно – Ктесифон и Антиохия могут вздохнуть свободно».

«Сегодня исполнился год со дня взятия Нисибиса. Хотя точно известно, что Элий Цезарь погиб раньше, днём его смерти считается 3-й день до Ид июня».

«Визит Августы не может быть отменён. Нельзя виду подать, что Рим опасается варваров. На борту „Божественного Юлия Цезаря“ Августе ничто не угрожает».

«В нашем обществе жестокость необходима. Римляне примут насилие, когда оно станет свершившимся фактом», – заявил сенатор Бенит".

«Вчера в семье сиятельного мужа Гая Бенита Пизона произошло радостное событие. Его супруга Сервилия разрешилась от бремени сыном».

«Акта диурна», 3-й день до Ид июня[56]

Нелепо надеяться, что новый день может стать днём Высокого Возрождения.

Для этого должны быть хоть какие-то основания.

Напрасно Логос Вер перебирал в памяти откровения Великих прошлого. И не находил ничего. Вместо мудрых высказываний приходили на память отрывки реклам, что звучали на радио, плоские шутки современных мимов. Сором они носились в закоулках памяти, не давая чему-то важному вылупиться на свет.

Логосу казалось, что живое по всем законам должно двигаться, действовать и идти вперёд. Но мир подчинялся иным законам. Мир предпочитал угасать.

Логос пытался рассчитать вероятность метаморфозы. Ничего не выходило. Получалось, что доза Z-лучей, необходимая для полной метаморфозы, уничтожит мир. То есть мир должен умереть, потом переродиться. Но мёртвое не перерождается, мёртвое разлагается. Миры гибнут в огне и рождаются вновь.

Математика не давала ответа.

Вечерами Вер выходил пройтись. Он как будто испытывал тьму. Ему казалось, что он вновь слепнет. Но то была нестрашная слепота. Ведь утром всегда восходит солнце. Иногда он закрывал глаза и двигался на ощупь. Какое-то смутное ощущение, что во тьме проще отыскать ответ, его не покидало. «Если боги слепнут, то зачем? – задавал он себе вновь и вновь вопрос. – Что такое слепота бога? Что такое тьма? Что такое прозрение? И что есть свет?»

Крик Логос услышал за два квартала. То есть это был не крик в прямом смысле слова, а всплеск боли. Благодаря своей удивительной эмпатии Логос услышал его и бросился на помощь.

Трое в чёрном пинали лежащее возле стены тело. Свет фонаря, такой мирный и мягкий, обводил фигуры золотистым контуром. Будто пытался представить происходящее как нечто обыденное и совсем нестрашное. Но не получалось. Вер налетел сзади. Ударил в спину одного из исполнителей. Развернулся и тут же сбил с ног второго. Третий выдернул из ножен меч. Свет фонаря и сталь позолотил умело. Исполнитель привык к блеску стали. И Вер привык. А Логос ужаснулся. Но Вер мгновенно подавил эту вспышку ужаса. Меч в деснице бывшего гладиатора был все так же проворен. Клинок отражал сыплющиеся удары, ни разу не позволив острию противника коснуться тела. Второй исполнитель попытался подняться. Вер, отбив очередной удар, остриём прочертил на бритой голове кровавую полосу. Исполнитель вновь упал.

«…Эх, исполнители, как можно так исполнять желания? Убивать. Избивать. Втроём на одного безоружного. Разве это желания? Разве это исполнение? Что вы клеймите? Для кого? Поучитесь у меня. Вот так вы умеете? А вот так? А так?»

Клинок Вера вспорол плечо противника до кости. Исполнитель зарычал, завизжал. И бросился наутёк. Теперь он сам клеймёный. Полей своей кровью арену, исполнитель, и попробуй, каково на вкус – исполнять желания. Чужие. На камнях мостовой остались красные пятна с платиновым ореолом. Гений? Изгой, сам превратившийся в гонителя?

Вер склонился над спасённым, приподнял неподвижное тело. Голова запрокинулось. Кажется, это женщина. Под кровоподтёками не разобрать. Кажется, не молода. Зачем она понадобилась исполнителям? Вер взвалил грузное тело на плечо и понёс. Таксомоторы не попадались. Где вы, счастливые случайности, я же ваш повелитель!

Вер шагал и шагал. Машины проносились мимо. Но ни одна не пожелала остановиться. Прежде такого не бывало. Прежде кто-нибудь непременно затормозил бы, приметив идущего с тяжкой ношей человека. Все-таки мир метаморфирует, пока боги бесцельно блуждают во тьме. Вер принёс пострадавшую в приёмный покой «Эсквилинки». Медик явился. Попытался нащупать пульс, но безуспешно.

– Она умерла. Твоя родственница?

– Нет.

Медик повернул левую руку. На пальце сверкнуло золотое кольцо.

Стола была белой с пурпурной полосой, если не считать следов грязи и крови, почти сплошь испятнавших ткань. А сандалии украшали полумесяцы.

Медик кинулся к телефону.

– Префектура вигилов? Срочно! Ко мне доставили сенатора Веронию Нонниан.

Нет, помочь ей уже нельзя. Она мертва.

Летиция уже несколько дней в Танаисе, а от Элия не было вестей. Где он? Почему не появляется? Разве не здесь была назначена встреча? Разве не сюда звал её Квинт? Зачем сидит она в этом городишке на берегу странного светлосерого Меозийского моря[57]?