Первый Дон - Марио Пьюзо

На какое-то время благодаря Шарлотте Чезаре забыл о том, что его призвание — воевать, побеждать и покорять.

Вдвоем они бродили по лесам, катались на лодке по тихой реке, читали. И много смеялись, когда Чезаре пытался учить Шарлотту плавать и ловить рыбу.

Как-то вечером Шарлотта призналась: «Я люблю тебя, как не могла бы полюбить другого мужчину».

Несмотря на свойственный ему цинизм, Чезаре ей поверил, но, как ни странно, признание Шарлотты его не тронуло. Он пытался влюбиться, но что-то ему мешало.

По вечерам, когда они занимались любовью у камина или просто сидели, обнявшись, Чезаре задавался вопросом, а может, он действительно проклят, как предполагала его сестра. Может, отец пожертвовал его змею в тот первый день в Саду?

В тот самый день, когда Шарлотта сказала ему, что беременна, он получил срочное послание от Папы.

«Немедленно возвращайся в Рим и приступай к выполнению своих обязанностей, — прочитал он. — Викарии плетут заговор, Сфорца позвали в Италию испанцев».

* * *

Чезаре сказал Шарлотте, что должен вернуться в Рим и возглавить папскую армию, чтобы вернуть земли Романьи и создать для Папы сильное централизованное государство. Потому что без этого ее жизнь и жизнь их детей будут в опасности. А поскольку в Италии начиналась большая война, она и еще не родившийся ребенок должны остаться во Франции.

В день отъезда Чезаре Шарлотта пыталась держаться бодрой, но не выдержала и разрыдалась, крепко прижавшись к мужу. Чезаре почувствовал, что ее всю трясет.

— Моя милая Лотти, я пошлю за тобой и младенцем при первой возможности, — пообещал он. — И не бойся.

Нет в Италии человека, который смог бы меня убить. — наклонился и нежно поцеловал ее.

Потом вскочил на белого жеребца, махнул на прощание рукой и выехал из ворот замка.

Александр терпеть не мог слез Лукреции. На людях она еще держалась, но стоило им остаться наедине, она практически с ним не общалась, на вопросы отвечала односложно и только хлюпала носом. Он даже переселил к ней Адриану и Джулию с первенцем Лукреции, но она по-прежнему пребывала в отчаянии. А Папе так не хватало ее живой болтовни, энтузиазма, звенящего голоса. Молчание дочери тяжело давило на него.

Вновь Лукреция осознала свою беспомощность перед судьбой.

Она не возлагала вину за случившееся на отца, решившего пойти на союз с Францией, понимала стремление мужа помочь семье. Скорбела она о другом: из-за политических интриг ее еще не рожденному младенцу предстояло жить без отца. А ей так хотелось, чтобы Альфонсо был рядом. Она пыталась урезонить свое сердце, но оно отказывалось прислушаться к логике. И она по сто раз на день спрашивала себя, почему ее дорогой муж не прислал ни единого письма.

Наблюдая из недели в неделю, как его дочь все глубже погружается в пучину отчаяния, Александр потерял покой. И придумал план, который, по его разумению, мог отвлечь Лукрецию от постоянных мыслей о разлуке с мужем. Дочери, помимо ума, передались от него и задатки лидера. И уж конечно, она унаследовала его обаяние, хотя в последнее время оно никак не проявлялось.

В будущем он все равно намеревался подарить Лукреции земли в Романье, после того, как Чезаре завоевал бы ее, и он решил, что практические навыки управления дочери не помешают, более того, со временем наверняка пригодятся, а главное, отвлекут. Ее глупый муж так и сидел в замке Колонна, отказываясь вернуться в Рим. Он, конечно, тоже тосковал по жене, но, долгие месяцы не получая от нее писем, решил, что она его забыла. Папе пришлось послать Севильона, испанского капитана, который держал над ними меч на церемонии бракосочетания, к королю Неаполя, чтобы тот убедил Альфонсо вернуться.

Александр не понимал такого упрямства. Да, в любовной жизни его отличало постоянство, но он все-таки менял женщин и, конечно же, переживал, но ведь не позволял себе вести себя так, как эти молодые люди. Одному только Богу известно, сколько раз человеку суждено влюбляться! Если всякий раз вот так переживать, не останется времени на работу.

В общем, посовещавшись с Дуарте, Александр решил отправить Лукрецию править в Непи, крошечное государство, которое он прибрал под свою руку после бегства в Неаполь кардинала Асканьо Сфорца.

Поскольку до родов Лукреции оставалось не так уж много времени, Александр понимал, что в поездке ей надо соблюдать предельную осторожность и уж никак нельзя спешить. Решил, что сопровождать ее будет большой отряд, поедет она в паланкине, отправится с ней и Мичелотто, чтобы побыть в Непи первые несколько недель, пока она будет привыкать к новой обстановке и входить в курс дел.

Папа Александр знал, что некоторые церковные иерархи с неудовольствием воспримут его решение, потому что Лукреция, в конце концов, была женщиной. Но она родилась и воспитывалась с тем, чтобы править людьми, и он не видел причин мешать ей реализовать таланты, заложенные природой, только потому, что она — женщина.

В ней текла кровь Борджа, а это говорило о многом.

А вот к младшему сыну, Хофре, Александр таких чувств не испытывал, а на его жену Санчию просто злился. Разумеется, он понимал, что злость эта отчасти вызвана обидой на ее дядю, короля Неаполя, дочь которого, Розетта, отказалась выйти замуж за сына Папы. Какая наглость!

Александр, естественно, понял, что дело не в Розетте. Король легко мог приказать дочери выйти замуж за Чезаре, но не воспользовался своим правом. Значит, заключил Папа, его сына отверг король, а не Розетта.

Санчия, принцесса из Неаполя, на которой женился его младший сын, всегда отличалась упрямством и своенравием. А главное, до сих пор не родила Хофре наследника. И при этом слыла соблазнительницей. «Пожалуй, — думал Александр, — мне следовало возвести Хофре в сан кардинала, а Чезаре женить на Санчии. Уж Чезаре точно смог бы ее укротить».

Александр вызвал в свои покои семнадцатилетнего Хофре. Его сын вошел, широко улыбаясь, но, пусть он и не жаловался, сильно прихрамывая.

— Что случилось? — спросил Александр. В голосе не слышалось отеческой заботы, сына он не обнял.

— Ничего страшного, отец, — Хофре склонил голову. — Получил рану в бедро, фехтуя на мечах.

Александр поморщился. Неумех он не жаловал.

Открытое лицо Хофре, под шапкой светлых волос, радовало взгляд, да только в глазах не просматривалось ни блестящего ума сестры, ни злобной хитрости Хуана, ни яростного честолюбия Чезаре. Собственно, заглядывая в глаза сына, Александр ничего там не видел. Это его тревожило.

— Я хочу, чтобы ты сопровождал свою сестру в Непи, — начал Александр. — Ей нужен человек, который ей не безразличен и может защитить ее. Она сейчас женщина одинокая, вот-вот должна родить, поэтому рядом должен быть мужчина, на которого она может рассчитывать.

Хофре улыбнулся и кивнул.

— Я поеду с радостью, ваше святейшество. Как и моя жена, которая нежно любит Лукрецию. Ей давно хочется сменить обстановку.