Далекий след императора - Юрий Торубаров

— Да, да, — обрадованно подтвердил Камбила.

— Ну, что, — посадник потёр руки, — ты просто, — он почему-то опять посмотрел на купчину. Тот улыбнулся, и хозяин уверенно закончил: — молодец! Ну, а еслив, — посадник, испытывающее глядя на Камбила, спросил, — тевтонцы или литовцы придут сюды, будишь с ними биться?

— Конечно! — он подался вперёд, лицо посуровело. — Это будет моя земля! Я решил тут остаться навсегда.

Посадник поднялся с кресла. Обойдя стол, подошёл к Камбиле и похлопал его по плечу:

— Молодец! Такие люди нам нужны! А теперь пойдём.

И он подвёл его к купчине.

— Как тя звать-то?

Тот ответил.

— Так вот... Гланда, — он почему-то выбрал это слово, — раз ты хочешь быть новгородцем, те нужна крыша.

Последнего слова Камбила не понял. Посадник рассмеялся:

— Он имел в виду хоромы.

— А-а-а! — протянул гость. — Скажи, посадник, а он может мне... продать хоромы? — и кивнул на купца.

— Да! Он продаёт! — и посадник указал на купца.

— Я буду смотреть, — заявил Камбила.

— Смотри! Смотри! — ответил купец.

Хозяин продаваемого двора был правнуком некогда известного новгородского посадника Бориса Негоцевича, купец Никифор Негоцевич. Его прадед был известен тем, что, когда Новгородом правил князь Ростислав, сын черниговского князя Михаила Всеволодовича, посадник Борис Негочевич взял его сторону. На Новгород претендовал Ярослав Всеволодович. Когда последнему удалось изгнать Ростислава, то вместе с ним бежали многие новгородцы. В том числе и Борис Негоцевич. Но жизнь на чужбине, какой бы ни была сладкой, слаще родины не бывает. Негоцевич вернулся в Новгород и выстроил себе хоромы.

Смотреть покупку Камбила взял Ютона и одного старого прусса, знатока-строителя. Тот смотрел не только внимательно, но даже придирчиво. Осмотром остался доволен. Видно было, что строители — хорошие знатоки своего дела. Что сами просторные хоромы, что все другие вспомогательные строения ставились на могутные лиственницы. Лежать им не перележать. К почерневшим толстым брёвнам тоже не придерёшься. Прикид показал, что Камбила со своими людьми мог разместиться великолепно.

Начался торг. Самому Камбиле этого делать не приходилось. Раньше это делал его отец. Но приглядеться, как он это делал, сын мог. И это пригодилось. Вначале купец загнул астрономическую цену. Думал, раз пришёл сюда беглец с родной земли, будет рад любому предложению и отдаст последнее. Торг дошёл до того, что Камбила заявил:

— Я куплю землю и построю новые хоромы, лучше этих!

Хоть и опытен был торговец, но на этом молодой прусс его «купил». Купцу пришлось значительно снизить цену.

В этот же вечер Камбила и его люди расселились в новом жилье. А вскоре двор огласило ржание коней, мычание коров, крик петухов, блеяние овец, гогот гусей... Жизнь быстро входила в нормальную колею. Первое время новгородцы досаждали им: очень хотелось посмотреть, как живут пруссы. Но вскоре, поняв, что это такие же люди, правда, более чистоплотные, интерес пропал. А пруссы не заметили, как стали такими же новгородцами, что и обычные жители. Когда жизнь наладилась, Камбила вспомнил о Егоре и захотел его отыскать. Может, он здесь? Но попытка не удалась.

Наступил такой момент, когда говорят: «Отсадился народ, время на свадьбы зовёт». Да, отсадился народ и в Московии. Здесь начала входить в моду езда на лошадях под звон колокольчиков. Кто это первым придумал, трудно сказать. Может, взяли от церковных шествий, а может, от какой-то заботливой, бережливой и находчивой хозяйки, которая привязывала колокольчик своей корове — кормилице на шею. Так и быстрее найти можно, да и зверюга пугается. В общем, наступала летняя пора свадеб.

Надумал жениться и московский князь, вдовец. И по совету своих приближённых решил взять в жёны смоленскую княжну Евпраксию. Это, конечно, обидело некоторых московских бояр, жаждавших породниться с великим княжеским домом. Да и ближайшие князья не прочь были это сделать. Тут ведь каждый смотрел свою выгоду. Многие озлились. Но кто пойдёт против великого князя?

Надо было посылать сватов. Первым, к кому обратился Симеон, был князь Андрей Пожарский. Андрей вернулся от него темнее тучи. Сразу прошёл в опочивальню и упал на одр. Княгиня почувствовала что-то неладное и вошла к нему. Присев, спросила:

— Что случилось, Андрюша? На тебе лица нет.

Муж рывком поднялся и заходил по опочивальне. Княжна поймала его за руку, когда он проходил мимо.

— Присядь, мил дружок, — попросила она.

Андрей послушно сел. Повернувшись к жене, почти воскликнул:

— Я не мог по-другому!

Она ничего не поняла, что случилось, но его поддержала:

— Конечно! Конечно!

Эти её слова, мягкие, добрые, немного успокоили супруга.

— Ты знаешь, — заговорил он, — князь попросил меня быть сватом.

— Ну и что? — удивилась та. — Он тебя попросил как... хорошего....

Он не дал ей договорить. Опять вскочил:

— Вот поэтому я отказался. Ты представляешь себе, что это такое?! Не видя деву, брать в жёны. А мила ли она ему будет? Или дом станет для него адом? Нет! В таких делах я не участник! Потом будет на меня всю жизнь обижаться.

— Ты правильно сделал, — согласилась она, положив ему на плечо голову.

Шила в мешке не утаишь. Так и этот отказ Пожарского вскоре долетел до многих тайных его недругов. Некоторые говорили так, чтобы эти слова долетали и до ушей Симеона. Так, Фёдор Акинфович сказал:

— Совсем распустился этот князь, — причём, презрительно на последнее слово сделал ударение.

Но дела шли своим чередом. Другие, которых обозначил Симеон, не могли, не хотели ему перечить и даже рады были исполнить его волю.

Смоленский князь Василий был на высоте от такого невесть откуда подвалившего счастья. Ещё бы! Да он раньше и думать не мог, что породнится с самим великим князем Московии.

По случаю прибытия московских гостей князь, несмотря на жару, был разодет, как петух. Кафтан синий, шитый серебром. Поверх корзно с зелёным подбоем. На плече — запона с камнем да золотым отводом. На ногах — сапоги зелёные с острыми носами. Бояре не уступают своему князю Василию. Головы их покрывали колпаки с шишами, подбитые горностаем. Пот по щекам бежал ручьём. Ничего, терпят бояре. Лишь бы достоинство своё и княжье не уронить.

Разговор заводит Кочева:

— Князь ты наш, ясно солнышко, прибыли мы к тебе с одной заботой: дева красна князю нашему полюбилась. Слава о ней по Руси плывёт....

Когда кончил Кочева говорить сладку речь свою, подошёл к нему Василий. Обнял и поцеловал. Согласие получено, и невесту стали готовить к свадьбе по всем старинным канонам.