Сначала было весело - Александр Варго

– Ну как? – интересуется Вольдемар, отложив карандаш и бросив на рисунок оценивающий взгляд.

– Красавчик, – выдавливаю я, таращась. Неужели Вольдемар не врет? Мозг отказывается верить, но чувство странное, двойственное – появись сейчас такой вот инопланетянин из дверей, удивления особого не будет.

– А что эти инопланетяне делают с пленниками?

– Используют, – просто ответил Вольдемар.

– Как? – побледнев, уточнила я.

– Как пилотов. Я же говорил. Они сами управлять кораблем не могут, рук-то у них нет. Вот и пользуются услугами людей.

– А вы, стало быть, этих самых людей им поставляете?

– Вроде как. Они с человеком летят на их землю, там меняют товары и возвращаются сюда за новым. Потом берут следующего человека и снова летят.

– И долго летят?

– Не знаю точно, где-то месяц или больше, – задумчиво тянет Вольдемар.

– А что со старым пилотом? – настойчиво допытываюсь, уясняя важные для себя вопросы.

– Ничего. Заплатили – и все, проваливай.

– Все? – недоверчиво переспросила я.

– А что еще?

– А если он все расскажет?

– Зачем?

– Ну, не знаю…

Вольдемару эта тема наскучила, и он, позевывая, спросил:

– А хочешь, я тебе новую черепашку покажу?

Есть ситуации, в которых ответ очевиден.

– Очень хочу!

Наследничек Великой Екатерины вылавливает из аквариума очередное обреченное пресмыкающееся и протягивает мне.

По рукам течет.

Женское лицо занимает весь панцирь, и на первый взгляд оно просто миловидно, лишь присмотревшись, я обнаруживаю, что каждый из зубов, виднеющихся сквозь широко разведенные в улыбке губы, является черепом.

– Великолепно, Вольдемар! Ты удивляешь каждый раз все сильнее и сильнее.

– Правда?

– Абсолютная. Мне трудно даже представить, как далеко простираются границы твоего таланта.

Пресмыкающееся отправляется в аквариум, Вольдемар – к мольберту, а я – к себе в камеру. Обещание, что я буду ночевать в его комнате, так и осталось обещанием.

Заскочив на кухню, я хватаю пару холодных картофелин и огурец. Мяса не видно, а брать из холодильника страшно.

Жуя, в очередной раз пытаюсь разобраться, насколько рассказ моего невольного любовника может соответствовать истине.

Не верю. Но поставить жизнь на это не могу. Все же поселился в глубине сознания червячок сомнения. Хотя признать существование инопланетян – все равно что признаться в собственном сумасшествии.

Как бы там ни было, но отступать я не намерена. Если даже Вольдемар не соврал и нас действительно используют в качестве пилотов на космическом корабле инопланетян, не верю в радужные перспективы богатства и свободы. Даже в этом случае маловероятно, что инопланетяне просто отпустят человека, знающего про них. Ну, не верю, и все. А значит, главной и единственной целью по-прежнему должна оставаться свобода.

– Явилась? – скривился Господин Кнут, продолжая ласкать рукоять плети.

– Да.

– Откроешь? – поворачивается он к напарнику, на лице написано острое нежелание подниматься с кресла.

Мордоворот кивает.

Шагая за ним, бросаю быстрый взгляд в камеру, которая находится через две от моей в сторону надзирательской половины.

Никого. Еще недавно в ней держали парня. Просто парня. Я даже имени его не знаю. Потом увели, и все. Где он, что с ним? Хотелось бы верить, что сейчас он не бьется, к примеру, на потеху зрителям в смертельной схватке с таким же несчастным, а стоит за штурвалом космического корабля, в иллюминаторах мелькают звезды, а впереди его ждет возвращение на Землю и куча денег.

Прошло почти две недели. Большую часть времени я проводила с Вольдемаром. Преимущественно удовлетворяя его эго, что не слишком сложно, любую лесть он заглатывает, как оголодавший окунь живца – не пережевывая, а вот удовлетворение похоти занимает от силы десять минут на все про все, но вот стоит как физически, так и морально куда как больше.

Ко мне привыкли, и я начала отлучаться без присмотра Вольдемара. То воды ему с кухни принести, то в туалет сбегать. Без сопровождения возвращалась в камеру. Несколько последних ночей я провела в комнате парня, пристроившись на коврике. Не очень удобно, но для плана важно. Правда, когда оставалась на ночь в его спальне, он надевал на меня наручники, защелкнув второй браслет на ножке шкафа, который и с рычагом не приподнимешь.

– Зачем? – растерянно улыбнулась я, когда стальные браслеты обхватили кисть в первый раз.

– Так положено.

– Но, Вольдемар, я ведь…

– Правила. Нужно их выполнять.

– Хорошо, Вольдемар.

– Ты не сердишься? – спросил он. Я вознамерилась было нахмурить брови… хорошо не успела. – А то, кому не нравится выполнять правила – тот враг. Так мама говорит.

– Не сержусь, – улыбнулась я. Само существование такого правила говорит о наличии прецедента. Не от Вольдемара сбегали, как мне думается. Интересно, повезло ей или…

– Конечно.

Правило по-прежнему действует.

Вольдемар, убрав связку ключей в карман, растягивается на кровати. Зарывшись в ворох одеял, сладко вздыхает и распоряжается:

– Пой колыбельную.

– Какую?

– Любую.

– Но, Вольдемар, я не знаю…

– Сочини.

– Но…

– Я жду. – В голосе прорезались капризные и какие-то злые нотки.

Вздохнув, прочистила горло и затянула блеющим голоском:

– Спят усталые игрушки, Вольдемары и подушки тоже храпят, баюшки-баю.

– А говорила – не знаешь. Хорошо получается. Пой дальше.

И я запела.

Несу все, что на ум приходит. А в усталую голову лезет преимущественно откровенная ерунда.

Но подействовало. Вольдемар захрапел.

А вот мне под его аккомпанемент не удается заснуть до самого утра.

Наконец усталость взяла верх над пронизывающим до костей холодом, над проникающим до мозга мерзким звуком.

Но стоило мозгу погрузиться в объятия Морфея, как я оказываюсь над собой.

Смотрю под ноги, вижу прикованное наручниками к ножке шкафа тело, зябко кутающееся в замызганный халат. На выглядывающей коленке темнеет синяк, на шее следы зубов, ухо красное, припухшее, на скуле ссадина. На мертвенно-бледном лице следов косметики нет, лишь темнеют набрякшие под глазами мешки.